Владимир Бушин - Дело: «Злобный навет на Великую Победу»

Поразительно, что об этих фантастических «ударах по Британии» возвещается ныне, когда стало достоверно известно о запланированной Черчиллем на 1 июля 1945 года операции «Немыслимое» — удару по Красной Армии в Германии. Справьтесь у Фалина.

И вот что еще крайне интересное сообщают нам три классных мудреца. «Хотела ли мировой войны американская правящая верхушка второй половины 30-х годов? Безусловно… Война была необходима для США… Рузвельт не только знал о готовящемся нападении японцев на Перл-Харбор, но провоцировал его». То есть плевать ему было на гибель более трех тысяч моряков, 8 (а не 4, как уверяет один «классик») линкоров, 6 крейсеров (даже не упомянутых им), 272 (а не «почти двухсот») самолетов — Рузвельту лишь бы война началась. Так ведь это предатель, а не президент! Почти как наш Ельцин. (Кстати, классик, Перл-Харбор это не 4, а 7 декабря 1941 года). К тому же: «Хотел ли мировой войны Сталин? Теоретически — да». А цитаткой Ильина тут же уверяет — и практически. Оказывается, только «Германия не была готова к мировой войне и воевать всерьез после захвата Польши не собиралась».

Господи Боже мой, да почему до сих пор всех троих этих классиков не объявили «Лучшими немцами» и не выдали, как Горбачеву, какую-то морковку? Мало того, что к западной клевете на нашу родину они измыслили новые вороха малограмотного вздора, но еще и Гитлера наделили белыми крылышками.

Объяснили бы, почему же этот миротворец, «не собирался воевать всерьез», но через восемь месяцев ударил по хлопавшим ушами французам, англичанам, бельгийцам и в несколько недель раздолбал их. Разжевали бы, почему сразу после разгрома Франции уже 21 июля 1940 года Гитлер распорядился составить план «Барбаросса». Или вы об этом плане ничего не слышали и не знаете, о чем он, или он был составлен не всерьез, а в шутку, как нацпроект Медведева по сельскому хозяйству? Оказывается, во всем виноват не Гитлер, а, видите ли, госпожа Ирония: «По иронии судьбы руководитель государства, в 1939 году хуже других готового к мировой войне, развязал ее». Бедный Адольфик!..

О предвоенном времени один пишет в духе Волкогонова, как о «союзе между Гитлером и Сталиным», второй в духе Радзинского — как о «дружбе с нацистской Германией». Да, мыслители, это был «союз», это была «дружба» — с ножом за голенищем у обоих.

О нападении фашистов на «союзника» и «друга» один пишет, как известный Правдюк: «немцы нарушили (!) советскую границу». Второй — о всей Великой Отечественной войне: «советско-германский конфликт», в ходе которого, уверяет, Геринг даже дал приказ не бомбить авиационные заводы. Господи, да где ж ты, всезнайка, раньше был? Я как раз в начале войны работал на авиационном заводе № 266 им. Лепсе в Москве на Мочальской (ныне им. Ибрагимова) улице. И мы-то, дураки, эвакуировали завод в Киров. Ведь сколько трудов, какие мытарства! Кабы знать нам о деликатности висельника Геринга…

А вот как подается разгром немцев, наша победа: «СССР перетер (!) своим пространством и людской массой вермахт». Какой битый фриц не подписался бы под этими словами? Пространство — это политая нашей и немецкой кровью советская земля, масса — это миллионы погибших в боях бойцов Красной Армии и миллионы истребленных мирных граждан. Нет, нет, это лучший из лучших немцев! Хотел бы я видеть его в роли той «терки».

Да еще вот что: «Без СССР в 1945 году США не одержали бы таких блистательных побед». Ну, пособили мы им, поддержали, на подхвате были, и только. Об этом и уж такой игривый картежный подзаголовочек к статье — «Советско-германский покер в американском преферансе». Товарищ Третьяков, неужели и здесь не охватило вас желание бросить в корзину сочинения этих умствующих инфузорий?

А какие блистательные победы были у американцев в 1945 году? Немецкие войска расступались перед ними да сдавались в плен. О, дайте срок, эти историки да технари скоро будут уверять, что Берлин-то взяли американцы! И у них еще поворачивается язык лепетать: «Я как русский…»

Да, жаль, что всех этих антисоветчиков да сталинофагов не выпустили на экраны для потехи публики, но моя тоска по ним была вполне удовлетворена 6 марта во время главного события этих дней — поединка на НТВ Александра Проханова и Николая Карловича, последнего из династии Каролингов, начало которой в VIII веке положил Пипин Короткий.

Когда я включил НТВ, голосов телезрителей за сталиниста Проханова было почти на 8 тысяч больше, чем за потомка Пипина Короткого.

Поединок напомнил мне давний фильм «Перед судом истории». Его главным героем был известный русский националист, депутат Думы, принимавший участие в процедуре отречения царя Николая, Василий Витальевич Шульгин. Я познакомился с ним в 1967 году в Гаграх, в Доме творчества. Они с женой сидели в столовой за соседним столиком. Меня, конечно, распирало любопытство, и я нашел повод заговорить. Познакомились. Порой после завтрака мы прогуливались по набережной, к нам присоединялся и упоминавшийся Дмитрий Жуков, тогда еще не подаривший «Литературке» сталинскую корову.

Шел год 50-летия Октябрьской революции и, естественно, беседы наши касались и этой темы. На наши распросы, как он смотрит на все то, что видит вокруг, он отвечал: «Мы, русские монархисты, хотели видеть Россию могучей и процветающей. Большевики сделали ее такой. И это меня с ними мирит». Что ж, мудрый старик. Ему было тогда девяносто лет, и я впервые в жизни видел человека такого возраста. Следующим повстречавшимся мне долгожителем был Лазарь Моисеевич Каганович, к которому я попал на его последний день рождения в 1991 году, когда ему исполнилось 98. Помню, он особенно призывал быть бдительными по отношению к Гавриилу Попову. Чубайса, Немцова, Собчака, кажется, еще не было на горизонте. Впрочем, это другая история.

А фильм «Перед судом истории» строился как беседа в разных интерьерах, в том числе в недавно построеном Дворце съездов, Шульгина с каким-то историком, возможно, это был отец Сванидзе, секретарь парткома Политиздата.

И вот перед нами был человек, за плечами которого десятилетия бурной политической деятельности, долгие годы эмиграции, крушение монархических идеалов, несколько знаменитых книг и несколько лет во Владимирском централе, да еще отличный русский язык и благородные манеры, а против него — нечто безликое, безымянное, скучное с языком политброшюр. Разумеется, все человеческие симпатии были на стороне Шульгина. Фильм, как идеологическую диверсию, вскоре сняли. Может быть, по докладной записке одного из Каролингов.

Вот и теперь. Передо мной был широко известный талантливый писатель, главный редактор острой и яркой газеты, человек богатейшей биографии, свидетель и участник многих военных конфликтов в разных углах планеты, он говорил так убежденно и страстно, словно от этого зависела его жизнь, а против него стоял и что-то бубнил облысевший и поседевший на вранье карлик ельцинской демократии, за спиной которого не было ничего, кроме коридоров Политиздата (когда папе носил обед) и телестудий. Но сопоставьте его еще и с Шульгиным. Тот, будучи одним из первых воителей против Советской власти, еще и отведавший по милости коммунистов тюряги, примирился с ними, а этот, всю жизнь жравший по три советских пирожных сразу, все проклинает ее. Ну, конечно же, это болезнь, патология, хроника. И уже, видимо, лечение бесполезно…