Владимир Бушин - Дело: «Злобный навет на Великую Победу»

Тут же Боровик заявил, что этот ленинский «приговор» Сталину «удавалось хранить в секрете несколько лет», но «впереди был XV съезд в 27-м году, и надо было что-то делать. Это сделал сам Троцкий».

Что же именно сделал беспримерный правдолюб? По уверению Боровика, на этом съезде он в своей речи вывел коварного Генсека на чистую воду: «Выдал содержание письма Ленина в той части, где говорилось о Сталине». Но тот не растерялся, не сробел: «В отличие от истерической речи Троцкого он выступил очень спокойно и взвешенно, говорил уверенно и весомо… Зал ответил аплодисментами. Сталин обратил выступление Троцкого против него самого».

Ей-богу, хоть стой, хоть падай, хоть в гроб ложись с этими мультилауреатами и полиорденосцами из журнала «Театр». Ведь говорит так уверенно, словно сидел на XV съезде в президиуме и все это видел своими глазами. Батюшка Генрих Аверьянович, поверьте, не был Троцкий на этом съезде и не произносил никаких речей, в том числе «истерическую речь». Зачем обижаете покойника? Право, хочется даже его защитить от вас. Сопоставьте даты и события: XV съезд проходил со 2 по 19 декабря 1927 года, а современный знаток истории ВКП(б), упоминавшийся К. Залесский, свидетельствует (впрочем, и без него известно): «В 1925–1927 годы Троцкий, объединившись с Зиновьевым и Каменевым, вновь предпринял попытку занять доминирующее положение в партии, но вновь был разбит Сталиным. В октябре 1926-го выведен из состава Политбюро ЦК, а в октябре 1927-го — из ЦК. В десятую годовщину Октябрьской революции 7 ноября 1927-го пытался апеллировать к демонстрантам, направлявшимся на Красную площадь, но в него стали бросать камни, разбили стекла машины, и Троцкий вынужден был ретироваться. 14 ноября этого года его исключили из партии». Спрашивается, как же без партбилета Троцкий мог оказаться делегатом съезда и получить там слово для «истерической речи»? «А 17 ноября по предложению Сталина он был уволен из Главконцесскома».

После этого за Троцким осталась только одна должность, за которую зубами держался висельник Чубайс, — начальник Главэлектро. Какая выразительная гримаса истории или, лучше сказать, параллель: Чубайс в кресле Троцкого! Для полного сходства не хватает только ледоруба. Но Льва Давидовича вскоре вышибли и из Главэлектро.

Так спрашивается, кто же кого накануне XV съезда выводил на чистую воду — Троцкий Сталина или наоборот? Или вы не знаете, Боровик, что вскоре Сталин «вывел» Троцкого из Москвы в Алма-Ату, а потом — за бугор?

А между тем, Лев Давидович действительно писал о «завещании» Ленина, только было это не в 1927 году, как уверяет Боровик, т. е. не в дни, когда ему били стекла, а 1 сентября 1925 года. Тогда в журнале «Большевик» № 16 на странице 68 он дал отповедь американскому коммунисту М. Истмену, позднее изгнанному из партии, по поводу его книги «После смерти Ленина»: «В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК „скрыл“ от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни (дело касается писем по национальному вопросу, так называемого „завещания“ и пр.); это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии. Из слов Истмена можно сделать вывод, будто Владимир Ильич предназначал эти письма, имевшие характер организационных советов, для печати. На самом деле это совершенно неверно. Владимир Ильич во время своей болезни не раз обращался к руководящим учреждениям партии и ее съезду с предложениями, письмами и пр. Все эти письма и предложения, само собой разумеется, всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов партии и всегда, разумеется, оказывали надлежащее влияние на решения партии, и если не все эти письма напечатаны, то потому, что они не предназначались их автором для печати.

Никакого „завещания“ Владимир Ильич не оставлял, и самый характер его отношения к партии, как и характер самой партии, исключали возможность такого „завещания“. Под видом „завещания“ в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается (обычно в искаженном до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнесся и к этому письму, как ко всем другим, и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом или нарушенном „завещании“ представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии»…

Вот так Лев Давидович за «злостный вымысел» залепил с того света Генриху Авиэзеровичу звонкую оплеуху. Остается лишь для большей ясности добавить к написанному в 1925 году Троцким, что на XIII съезде (23–31 мая 1924 года, т. е. через четыре месяца после смерти Ленина) «завещание» было оглашено и обсуждено по делегациям, а XV съезд, вновь обсудив этот вопрос, полностью опубликовал «завещание» в Бюллетене № 30. На первом из названных съездов было 1164 делегата от 735 тысяч членов и кандидатов партии, на втором — 1669 делегатов от 1 миллиона 236 тысяч коммунистов. Как при таком обилии людей, знавших о «завещании», слышавших или читавших его текст, можно говорить, что Сталин «несколько лет» держал его в секрете?

А что еще изобразил Боровик после смерти Ленина? Он сказал: «Те немногие, кто знали о завещании Ленина, полагали, что Сталин по давней русской традиции, зная о приговоре, постарается принизить дело Ленина, постарается его критиковать» и даже «будет мстить ему за письмо к съезду». Как уже сказано, с мая 1924 года о «завещании» знали не «немногие», а, по меньшей мере, 1164 человека. Что же касается критики, желания принизить предшественника и даже мстить ему, то с чего Боровик взял, будто это «давняя русская традиция»? Разве Николай Второй принижал Александра Третьего, а тот хаял Александра Второго, который в свою очередь — Николая Первого и т. д.? Наоборот! Памятники ставили предшественнику: Екатерина — Петру, Николай Первый — Екатерине и т. д. В первые годы после революции у большевиков было такое поветрие — чернить прошлое, но достаточно скоро опомнились. Уже в самом начале 30-годов были принято несколько важных решений Совнаркома и ЦК о средней школе, об учебных программах — это было возвращение к традиционной для России системе обучения. А какое огромное значение имело постановление 1934 года «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Печально знаменитый вульгаризаторский учебник М. Покровского «Русская история в самом сжатом очерке» (1920) был изгнан. В стране стали чтить и писателей прошлого, и ученых, и полководцев, потом генеральские и офицерские звания ввели и погоны вернули, и церковь поддержали. А вот плоскоумный Хрущев действительно попытался сделать традицией очернение предшественника. У него эстафету приняли нынешние демократы, одним из доказательств этого и оказалась передача Боровика. Но, конечно, между Хрущевым и такими, как Боровик, дистанция все же огромная: тот поносил главным образом персонально Сталина, клеветал на него лично, а боровики — не только на Сталина, но на всю Советскую эпоху.