Лев Гумилёв - Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Но воспользоваться этой ситуацией Москва сумела лишь потому, что в XIV в. на ее и литовских землях произошел новый взрыв этногенеза, подобный тем, какие ранее имели место и у монголов, и у европейцев. Для России XIV в. это было второе рождение, залог долгой жизни. А там, где взрыва этногенеза не было (например, в Галиции, некогда бывшей цитаделью русской культуры), шло унылое тление и остывание пепла. Зато Галиция и Белоруссия обошлись без татар.

Так в чем же патриотизм: в дружбе народов своей суперэтнической системы или в подражании соседям, чужим и враждебным?

Палеотопонимист. Наш народ был всегда велик и непобедим. Нужно было только объединение.

Автор. А именно его-то и не было, да и быть не могло. Вы должны, как специалист, помнить, что Новгород в XII в. выделился из Русской земли и сражался с суздальцами как с иноземцами. В 1216 г. в битве на реке Липице было убито свыше 9000 русских людей. В 1208 г. Всеволод III Большое Гнездо «положил рязанску землю пусту». В 1380 г. Ягайло вел против Дмитрия Донского волынские и киевские полки, и так далее.

Строго говоря, в XIII в. русский этнос политически представлял систему из восьми соперничающих государств, в каждом из коих этническое наполнение было своеобразным за счет смесей славян с балтами, финнами, уграми, тюрками, причем в разных пропорциях. Так ощущение общерусского единства заменялось сознанием местных интересов.

Да и культурно-политические контакты на Руси были различны. Роман Волынский был гибеллином, черниговские князья заигрывали с папой, а Юрий II выслал доминиканских монахов из своих владений. Так было еще до похода Батыя, а потом появилась новая возможность найти союзника в лице монголов; ею и воспользовался Александр Невский. Так можно ли его за это обвинить в недостатке патриотизма? Заключенный им союз с Золотой Ордой позволил остановить агрессию Запада и спасти ту традицию, которую мы именуем «отечественной».

Пожалуй, ни об одном историческом явлении не существует столько превратных мнений, как о создании Монгольского улуса в XIII в. Основанием для них служат антимонгольские пасквили XIV в., принимаемые доверчивыми историками за буквальное описание событий. Не будем вдаваться в подробности исторической критики, что нами уже было сделано, а приведем некоторые цифры. В Монголии в начале XIII в. жило около 700 тысяч человек, раздробленных на враждующие племена.

Обычно расчет населения делается по числу воинов, то есть мужчин, составляющих 20 процентов населения. В битве при Далан-Балджутах, между Чингисом и Джамухой, с обеих сторон сражалось около 43 тысяч монголов.

Значит, всего монголов проживало тогда около 200 тысяч, а остальные полмиллиона падают на долю кераитов, найманов, меркитов и татар, покоренных монголами в 1201–1210 гг.

Государства, окружавшие Монголию, имели гораздо более многочисленное население. В Тангутском царстве жило около 2500 тысяч человек, из которых в армии служило около 500 тысяч. В Китае – Северном, подчиненном чжурчжэньской династии Кинь (Цзинь), и Южном – 80 миллионов, в Хорезмийском султанате – около 20 миллионов, в Восточной Европе – приблизительно 8 миллионов. Если при таких соотношениях монголы одерживали победы, то ясно, что сопротивление было исключительно слабым.

Отметим, что, очевидно, здесь имеет место закономерный процесс этнической истории, которая в каждом регионе индивидуальна. Но этносы взаимодействуют и между собой, что влечет разнообразные последствия, часто трагичные. В XIII в. пострадали народы, оказавшиеся в слишком тесном соседстве. Но искать виновных антинаучно. Сода и лимонная кислота, будучи смешаны в водном растворе, шипят и выделяют тепло. Это реакция нейтрализации, которая идет естественным путем. Разве меньше пролили крови готы и вандалы в III–V вв. или викинги в IX–XI вв., крестоносцы в XII в.? Конечно, нет! Но их завоевания были подобны расширению Римской республики.

Арабы в VII–VIII вв. расправлялись с персами, армянами, испанскими вестготами, берберами, а согдийцев – культурный и богатый этнос – уничтожили так, что от них остались только реликты в недоступных горах Гиссара и Западного Памира.

На этом фоне взрывы этногенеза у чжурчжэней и монголов не представляют собой ничего особенного, хотя летописцы-современники не пожалели черной краски для истории XIII в.

Этногенезы – процессы, возникающие вследствие природных явлений, а, как известно, природа не ведает ни добра, ни зла. Ураганы, ледники, землетрясения приносят людям бедствия, но сами являются частями географической оболочки планеты Земля, в состав которой наряду с литосферой, гидросферой, атмосферой входит биосфера, частью коей является антропосфера, состоящая из этносов, возникающих и исчезающих в историческом времени. Моральные оценки к этносам так же неприменимы, как ко всем явлениям природы, ибо они проходят на популяционном уровне, тогда как свобода выбора, определяющая моральную ответственность, лежит на уровне организма или персоны. Этногенезы на всех фазах – удел естествознания, но изучение их возможно только путем познания истории, содержащей материал, подлежащий обработке методами естественных наук.

Сравнив тюрко-монгольскую концепцию с романо-германской, мы невольно заметим, что в них есть черты сходства и существенные различия. И та и другая основаны на эмоциях, вернее, на доверии к традиционному восприятию прошлого, без тени научной, исторической критики. Для тюрко-монголов завоевания Чингисидов – подвиг, для европейцев – бедствие, к счастью их миновавшее.

Тюрки и монголы не нуждаются в доказательствах своей точки зрения, поскольку она не умопостигаемая теория, а ощущение. Уважать дух великого предка для них то же самое, что видеть солнце, ощущать тепло костра, нюхать аромат цветка. Это факт, не нуждающийся в аргументации. А французам и немцам было необходимо обосновать свою ненависть, так как она ни из чего не вытекала. Поэтому появилась оригинальная теория европоцентризма, то есть центра мировой культуры, окруженного «дикими» и «застойными» азиатами, африканцами, индейцами, которых истребляли, как волков, и полинезийцами. Сюда были причислены и русские.

Европоцентристская концепция проникла в Россию и была принята без критики. Если русские бояре и думные дьяки XVI–XVII вв. были лишены предвзятостей, благодаря чему использовали татарско-башкирскую и калмыцкую конницу против Польши и Швеции, то в устах просвещенных дворян XIX в. слово «татарщина» стало синонимом дикости и произвола. Думается, что к этой проблеме следует отнестись исторически справедливо.