Лев Гумилев - Открытие Хазарии (историко-географический этюд)

Одно из поселений этого времени мне посчастливилось найти в цимлянских песках в 1965 г. Об этом стоит рассказать подробнее.

После того как Хазарская экспедиция прекратила свое существование, меня пригласил поработать вместе профессор МГУ Александр Гаврилович Гаель, известный исследователь песков. Его, как и А. А. Алексина, интересовала возможность датировать погребенные гумусированные почвенные слои. Несколько археологических находок, сделанных нами совместно и по отдельности, дали повод для очень интересных выводов. [19] Гаель А. Г., Гумилев Л. Н. Разновозрастные почвы на степных песках Дона и передвижение народов за исторический период. — «Известия АН СССР», серия географическая, 1966, № 1. Но одна из находок непосредственно относится к нашей теме. На берегу Цимлянского моря, затопившего первую надпойменную террасу Дона, лежит полоса песков. От окружающих степей она отделена широкой третьей надпойменной террасой и представляет остаток старого (до наполнения Цимлянского моря) ландшафта долины Дона.

Трудно представить себе более благодатное место. Мои общераспространенные представления о песках, как бесплодной пустыне, были сломаны раз и навсегда. Даже в засушливые годы грунтовые воды здесь находятся на глубине около метра, и растения без труда втягивают корнями животворную влагу. Здесь растут не только береза, осина, ива, но и великолепные дубы, пощаженные человеком. Большая часть песков связана степными травами, и это грустно только для археолога, потому что фрагменты керамики, как тяжелые предметы, большей частью проседают сквозь песок и не видны при рекогносцировочных маршрутах. Но на помощь приходит ветер, раздувающий то те, то другие участки террасы, особенно в тех местах, где почва потревожена человеком. В одном из таких выдувов мы нашли россыпь фрагментов керамики на очень небольшом пространстве — 17х14 м, даже один обломок пористого камня, видимо, из очага. Это был след поселения, возможно, просто одного дома, отнюдь не относящегося к глубокой древности. Большая часть сосудов была слеплена руками, без помощи гончарного круга. Обжиг был крепкий, хотя не все сосуды были прожжены насквозь, а у некоторых в изломе была темно-серая глина. На некоторых черепках были заметны следы красной краски, другие были украшены параллельными бороздками. Короче говоря, керамика носила следы влияния и гузской и татарской культур, что определяет время жизни в этом доме с X по XV в.

Находка половины пряслица, надеваемого на веретено, показывает, что это не был военный стан, где женщинам некогда прясть шерсть. Это было оседлое поселение бродников неподалеку от понижения, где растут березы и осины и вода находится на полметра от поверхности. И пусть никого не смущает, что сосуды лепные. В условиях постоянной войны гончаров было меньше, чем требовалось посуды, и бродники восполняли это, как умели. Находка была сделана с помощью местного лесника Осипа Ефремовича Терентьева, которому приношу искреннюю благодарность.

Но не противоречит ли нашим соображениям то, что великая держава — Золотая Орда — терпела на своей территории такое инородное тело, как бродники-казаки? Нет! Бродники были врагами не татарских, а ногайских ханов, постоянно восстававших против слабевших потомков Батыя. Самое название «ногайцы» значит сторонники темника Ногая, выступившего в конце XIII в. на борьбу с монголами, пришедшими из Азии. Войско Ногая составляли по большей части потомки половцев и других кочевых племен, покоренных монголами и ненавидевших их. Ногай был разбит при помощи русских войск, пришедших на помощь хану Тохте, и убит русским воином. Мы не имеем прямых свидетельств о роли бродников в междоусобных войнах татар, но логика событий подсказывает, что золотоордынские ханы были их естественными союзниками, а ногайцы — врагами. Эта коллизия продолжалась и после падения Золотой Орды, когда в степях воцарилась анархия, которая оказалась на руку бродникам — казакам, обретшим полную самостоятельность. Например, в 1538 г., отвечая на жалобы ногайского мурзы, из Москвы писали: «На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и другие баловни-казаки. А и наших украин казаки с ними смешавшись ходят и те люди как вам тати, так и нам тати». [34, с. 84] 34 Гумилев Л. Н. Хазария и Терек. — «Вестник ЛГУ», 1964, № 24.

Впоследствии московское правительство сумело найти с донскими казаками общий язык и сделало из них заслон против татарских набегов на Русь. Вспомним, что казаков на Тереке встретили воеводы Ивана Грозного после завоевания Астраханского ханства и заключили с ними союз против кочевников и кавказских горцев.

Что же мы видим? Меняются народы, но соотношения между ними постоянны. Эту константу можно выразить алгебраической формулой, где числитель — население речных долин, а знаменатель — население степей.

аланы IV в. / гунны

хазары / болгары и венгры

бродники / половцы

казаки донские и гребенские / ногайцы и кумыки

Так определилось место хазар в истории народов нашей Родины.

Когда сообщаешь добрым знакомым, что вот, мол, я написал книгу, то они обычно спрашивают: «А это какая работа: историческая, географическая, археологическая, востоковедческая, этнографическая?» Ну как тут ответить?!

А ответить хочется и даже необходимо. Вот я и постараюсь придумать вразумительный ответ.

Je prend mon bien o je le trouve. Все, что служит пояснению поставленной проблемы, идет в дело. Это и есть тот самый синтез, те самые мосты между науками, о которых говорил известный русский естествоиспытатель Карл Бэр. Дифференциация науки заводит ее в тупик, если не сопровождается интеграцией, при которой используются все сведения, которые можно собрать, хотя бы они были добыты другими учеными. Дом строят из кирпичей, двухтавровых балок, бревен, досок, кровельного железа и т. д. Тот, кто воздвигает стены, использует готовые материалы, но его труд ценится не меньше, чем труд рабочих кирпичного завода, металлургов с уральской домны, лесорубов или столяров.

Так и я. Исторические сведения взяты из письменных источников, географические — из обобщающих работ по землеведению, этнографические — из суммы литературы о кочевниках, археологические — из моих собственных статей, использованных так, как если бы это были работы другого автора. Да они уже стали для меня чужими, потому что после опубликования они живут своей самостоятельной жизнью.

Что же остается? Только воспоминания о странствованиях по пустыням и векам. Это цемент, скрепляющий все знания, сведения и ассоциации, родившиеся за пять лет работы.

Поэтому-то я и назвал свое сочинение — биография открытия.