Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Ну, а дом?

- Что же дом, Петр Петрович? Дом отошел по муниципализации.

- Ну, а вот в сейфе вашем ничего не оказалось, кроме "Займа свободы". Что же, вы до революции обращали все в деньги, а потом все деньги так в один заем и вбухали?

- Все до копейки, - вздохнул Мешков и основательно, как после бани, утерся платком.

- Почему же этакое безрассудство? Все деньги - в одну эту "свободу", а?

- Я вам сознаюсь, Петр Петрович. Меня взяли уважением. Уважение мне было оказано такое, что я из рук кормовую лопатку выронил. Директор банка напустил на меня мороку, будто только он сам да я с ним - люди деловые, дальновидные. После революции должна была будто прийти победа над германцем, а за победой - подъем коммерческих дел. "Свобода" непременно укоренится, и с новым займом никакие бумаги, наипаче деньги, не пойдут в сравнение. Мы с вами, Меркурий Авдеевич, сказал директор, на процентах с "Займа свободы" как на граните будем стоять... Вот и стоим!

- На "свободе", значит, просчитались? - улыбнулся Рагозин. - Керенский подвел?

- Вам виднее, Петр Петрович, кто подвел. Я в политике не разбираюсь.

Они сосредоточенно замолчали. Вдруг отчетливо, но гораздо тише прежнего, Рагозин сказал:

- А я в политике малость разбираюсь... Золотом у вас ничего не было?

Он в упор глядел на Мешкова.

Меркурий Авдеевич развел руками.

- Ваша власть, хоть матрасы вспорите.

- Ну, - сказал Рагозин и поднялся, - матрасы ваши ни к чему, а книги банковские у нас в руках, они скажут, все ли так обстояло, как вы докладываете. Пока я вас не задерживаю.

Наполовину тоже поднявшись, Мешков, однако, не распрямился, а так полусогбенно и спросил:

- А потом что же - задержите?

- Нет, почему же, если вы на все ответили откровенно?

- Петр Петрович! Как на духу! Да и что от вас скроешь? Вы вон на мне все подоплеки вывернули: и ренту мою, и дом, и лавку припомнили. Да и зачем мне вас подводить? Я от вас худого не видел, а к вам всегда с симпатией.

- Ладно, ладно, - кивнул Рагозин.

- Правду говорю. Никогда о вас слова обидного не проронил. А ведь сколько из-за вас пострадать от охранки пришлось, когда в моем доме подполье обнаружили, а вы скрылись...

- Пострадали? От охранки пострадали? - с неожиданным хохотом перебил Рагозин. - Из-за меня, грешника? Эка вы, бедняга!

Он хохотал, то отталкиваясь от стола кулаками, то наваливаясь ими на край, и слезы истового веселья лучились в его сжатых глазах.

- Я вас, выходит, тоже... тоже подвел! - выталкивал он со смехом. - Не один... Керенский!

И у Мешкова будто блеснули слезы, но жар отхлынул с его лица, он стоял изжелта-бледный, все еще преклоненный, высоко вздернув потерявшие грозу брови.

Тут постучали в дверь, и Рагозин крикнул:

- Да, да! Заходите... Не думал не гадал, а подвел, что поделаешь! продолжал он раскачиваться, смеясь.

Вошли двое мужчин с пиджаками через руку, в узеньких поясках, похожие на теннисистов, и девушка в белой блузке и короткой шотландковой юбке. Открыв дверь, они словно впустили в комнату добрый пай уличного горячего света - так вспыхнули в кабинете их рубашки, на одном голубая, на другом персиковая, чертовски утонченного оттенка, и даже гладко бритые лица мужчин были как-то по-особому светоносны. В том, как пришедшие поклонились и стали близиться к столу, заключалось соединение почтительности с уверенностью в самой, однако, благородной пропорции. Рагозин, еще не переключившись со смеха на другой лад, успел себе отметить: ишь, вальяжные! - и сказал Мешкову:

- Все-таки я вас меньше подвел, чем "Заем свободы", ей-богу. Давайте на том кончим.

Но Меркурий Авдеевич будто не вполне внял этому отпущению. Нечто отдаленно обидное почудилось ему в посетителях, которые не дали довести визит до какого-нибудь смягченного конца. И сейчас же он услышал знакомую атласную распевку:

- Артист Цветухин, - проговорил человек в голубой рубашке и, указывая на персиковую, добавил: - Пастухов. - А потом притронулся к голому локтю девушки и сказал пониже: - Моя ученица.

- А, как же! - ответил Рагозин и пригласил садиться, показав и на тот стул, у которого еще стоял Мешков, точно Меркурий Авдеевич вовсе не мог собою отнять никакого пространства.

Наступила маленькая пауза, пока рассаживались, и Мешкову пришлось отшагнуть в сторону, чтобы уступить Пастухову дорогу к стулу. Они совсем близко сошлись, и Меркурия Авдеевича осенило некоторое посмеление.

- Запамятовали? - спросил он у Пастухова.

Александр Владимирович, в момент самооткровенности, давно признал, что хорошо припоминает только тех знакомых, в которых у него могла быть нужда. А Мешкова он и правда забыл. Помигав на него, он оборотился к Рагозину, как бы спрашивая - какая цена этой захудалой бороденке? Рагозин решил дело недвусмысленно: он мотнул Мешкову головой и сказал:

- До свиданья. Я вызову вас, если понадобится.

Мешков поклонился в ответ Петру Петровичу, а затем поднял голову и остро глянул на Пастухова из-под бровей, снова обретших обычную свою грозу.

- Сравняли теперь знатных с незнатными, - выговорил он в глубокой укоризне, - пора гонор за пазуху спрятать. Учитесь у них (он повел бровями на Рагозина). Поважнее вас будут...

Тогда вдруг к нему подошла девушка.

- Здравствуйте, Меркурий Авдеевич. Я вас, простите, только сейчас узнала. Я - Аня Парабукина.

Он негромко и непонятно хмыкнул, точно ему помешала внезапная хрипота, и осторожно потряс в своей пригоршне ее длинноватую тонкую руку. С ним сейчас же поздоровался Цветухин, немного сконфуженно наклонил голову Пастухов, и все безмолвно смотрели ему в спину, пока он, пошатываясь, не исчез из комнаты.

- Вот, товарищ Рагозин, - заговорил Цветухин проникновенным голосом, мы к вам по важному делу. Нам встретился на улице Александр Владимирович, и я его пригласил себе в союзники.

- Слушаю.

- Позвольте без предисловий, чтобы, как говорится, взять быка за рога.

- Попытайтесь... - прищурился Рагозин.

- В том смысле, чтобы сразу деловым образом...

- Понимаю.

- Видите ли, мной организована в городе драматическая студия, которая...

В эту минуту распахнулась дверь, и Кирилл Извеков крикнул из приемной через всю комнату:

- Петр Петрович, можешь ко мне в кабинет, на два слова?

- Заходи, заходи, - ответил Рагозин, кругло обводя рукой своих посетителей, - видишь, у меня...

Но Кирилл уже разглядел гостей и сразу вошел.

- Целый клуб, - сказал он, прикрыв пальцами улыбку, и, направляясь к Аночке, сбавил шаг.

Цветухин смотрел, как Аночка здоровалась с Извековым: она, по гимназической выучке, еще не могла спокойно усидеть, когда к ней подходил старший. Но тут сдержала себя и, может быть, поэтому дала руку с преувеличенной женственной грацией.

Цветухин сказал Пастухову: