Игорь Латышев - Как Япония похитила российское золото

Приведенные выше цифры представляют собой, разумеется, далеко не полный и не окончательный перечень российских золотых авуаров, оказавшихся в руках японцев в годы японской интервенции в Сибири и на российском Дальнем Востоке. В этом перечне отсутствуют, например, упоминания о российских золотых слитках, вывезенных в Японию японскими военачальниками и оказавшихся затем в распоряжении генерала Гиити Танаки, который в последующие годы стал премьер-министром страны. Но даже из этих неполных, предварительных подсчетов можно видеть, сколь велика была доля российского золотого запаса, оказавшаяся во владении Японии после разгрома белогвардейских отрядов и изгнания японских интервентов за пределы Советского Союза.

Между тем бесцеремонные, незаконные захваты Японией чужой казны, да еще в таких огромных количествах, породили ропот и осуждение даже среди некоторых из белогвардейских политических деятелей и генералов, сотрудничавших с японскими интервентами, либо действовавших как наемники японской военщины. В то время лидеры белой эмиграции уже убедились в том, что советское руководство, отказавшееся в первые же дни своего пребывания у власти оплачивать зарубежные долги царского правительства, не проявляло в последующие годы намерения востребовать и задолженность иностранных государств России. Не проявляла интереса Москва ни залоговому золоту, вывезенному из России в Японию без оплаты равноценными поставками вооружений, ни к казенному “царскому” золоту, откровенно похищенному японскими интервентами или обманно полученному ими на “временное хранение”, и нет ничего удивительного в том, что кое-кто из белогвардейских генералов-эмигрантов предпринял тогда попытки отсудить у японцев хотя бы малую часть незаконной добычи.

Одним из первых стал собирать материалы к. такому судебному иску белоэмигрант Валериан Моравский, занимавший неоднократно видные посты в тех антибольшевистских “автономных” режимах, которые то возникали, то рушились в Сибири и на российском Дальнем Востоке в период японской оккупации. В частности, последним взлетом в его неустойчивой политической карьере был пост министра финансов “белого” правительства, сформированного во Владивостоке в 1922 году и в том же году исчезнувшего при вступлении туда Красной Армии.

Вскоре после своего бегства из Владивостока в Харбин Моравский начал составлять подробный документальный реестр всех поставок “царского” золота в зарубежные страны и в том числе золота, поступившего в банки Японии в период с 1916 по 1922 годы. Для этого Моравский опросил сотни лиц, так или иначе причастных к денежным переводам и к перевозкам золота за границу. В итоге этой работы он собрал большое число подлинников и копий платежных квитанций, а также расписок в получении денежных переводов, отправленных в конкретные банки на конкретные счета.

Итогом долгих поисковых работ В. Моравского стали несколько написанных им справок, в которых на основе собранных квитанций и расписок он исчислил и суммировал потери России от вывоза “царского” золота за границу через Дальний Восток. Эти потери по его подсчетам составили гигантскую сумму в 250 миллионов золотых рублей.

Первоначально В. Моравский предполагал, что иски на возвращение России хотя бы части неоплаченных долгов будут направлены российскими властями в адрес соответствующих японских банков и учреждений. Но затем, трезво оценив реальную обстановку, он стал высказываться за то, чтобы подобные иски предъявлялись не напрямик к японским властям и банкам, а к бывшему царскому военному атташе М. Подтягину и к бывшему финансовому агенту России в Токио К. Миллеру.

Советам Моравского вскоре внял бежавший из Забайкалья в Северо-восточный Китай и проживавший в Харбине казачий атаман Г. Семенов, который не раз передавал названным выше официальным российским представителям в Токио большие денежные суммы, предназначенные на закупки оружия и боеприпасов. В исках Г. Семенова речь шла о том, что ни Подтягин, ни Миллер не выполнили своих обязательств по закупкам оружия и боеприпасов как для колчаковской армии на сумму 6400 тысяч иен, так и для семеновских отрядов — на сумму 1400 тысяч иен, а деньги, полученные от Колчака и Семенова перевели на свои собственные, личные счета в банках “Ёкохама Сёкин Гинко” и “Тёсэн Гинко”.

В дальнейшем выяснилось, однако, что до судебного процесса против К. Миллера дело не дошло. По-видимому, К. Миллеру удалось как-то договориться с истцом и снять вопрос с судебного обсуждения. Что же касается судебной тяжбы с Подтягиным, начатой атаманом Г. Семеновым, то она затянулась на целых семь лет (с 1922 по 1929 годы) и кончилась для Семенова неудачей.

Одна из причин неудачи заключалась в том, что Г. Семенов, проживавший в то время за пределами Японии, перепоручил ведение этой тяжбы в японском суде двум своим давним “друзьям” — японским подданным Синкэй Куроки и Кэн Судзуки. Как явствует из недавних публикаций российской прессы, оба названных ходатая по иску атамана Семенова, Хотя и были с давних пор связаны с японской военной разведкой, тем не менее, не обладали таким влиянием, чтобы склонить токийских судей в пользу Семенова. В то же время, как выяснилось в ходе процесса, в правящих кругах Японии существовали влиятельные группировки, незаинтересованные в утечке царских депозитов из японских банков. Ведь успех Семенова в иске Подтягину создал бы прецедент для удовлетворения аналогичных исков и других возможных претендентов на российское золото.

К тому же Семенов и. сам допустил существенный юридический промах: в соответствии со специально оформленной им доверенностью один из ходатаев по его делу, а именно Синкэй Куроки, получил все права на владение и распоряжение в будущем теми денежными суммами, которые были названы в предъявленном М. Подтягину иске. И этим промахом Семенова умело воспользовался Подтягин, который, судя по всему, не желал передачи российского государственного золота ни атаману Семенову, уже не располагавшему никакими реальными возможностями для возврата в Россию и установления там своей власти, ни тем более японскому подданному Куроки, который в случае успеха мог бы пустить исковые деньги вообще неизвестно куда. Поэтому отбиваясь от домогательств истцов, Подтягин аргументировал свою неуступчивую позицию защитой им российских государственных интересов.” В письме к Г. Семенову с разъяснением своей позиции Подтягин писал: “Как Вам известно, вся моя роль в этом процессе сводится лишь к тому, что, когда на сказанные деньги заявили претензии японские подданные г.г. Куроки и Судзуки, предъявившие иски ко мне в японском суде, я вынужден был принять меры к защите этих денег по той простой причине, что я не мог и не могу признать ни их прав, ни прав лиц, по полномочию коих они действуют, на находящиеся под моей доверенностью русские казенные деньги”.