Дмитрий Калюжный - Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола

Интересно, что Иоанн III Васильевич не запрещает отъезд впрямую, а берет со служебных князей клятвенные записи о верной службе и неотъезде. Такие записи брались с конца XV века, преимущественно от южнорусских князей, выходцев из Литвы: Мстиславских, Воротынских, Бельских, которых московское правительство подозревало в желании уйти. В древнейшей из дошедших до нас записей этого рода, так называемых укрепленных грамот, князь Даниил Дмитриевич Холмский в 1474 году дает следующие обязательства:

«Мне, князю Даниилу, своему осподарю, великому князю Ивану Васильевичу и его детям служити до своего живота, а не отъехати ми от своего осподаря, ни от его детей, к иному ни к кому. А добра ми ему и его детям хотети всегда во всем, а лиха не мыслити, ни хотети никакого. А где от кого услышу о добре или о лихе государя своего, великого князя, и мне ты сказати, государю своему и его детям вправду, по сей моей укрепленной грамоте, без хитрости… А крепости деля, князь Данило Дмитриевич Холмский осподарю своему, великому князю Ивану Васильевичу целовал еси честный и животворящий крест и дал семи на себя сию свою грамоту за подписью и за печатью осподина своего Геронтия, митрополита всея Руси».

Однако даже личным обещаниям Иоанн Васильевич не верил, а требовал, чтобы за слугу поручились другие и обеспечили свою поруку обязательством уплатить известную сумму денег в случае нарушения слова и отъезда. За князя Холмского поручились восемь служилых людей всего на сумму 8 тыс. рублей.

Закрепощение служилых князей, начатое Иоанном III Васильевичем, продолжили его сын Василий III Иоаннович и внук Иоанн IV Грозный. При малейшем подозрении в желании служебного князя отъехать его брали под стражу, а затем требовали укрепленную грамоту с поручителями. Эти последние, в свою очередь, должны были представить за себя поручителей-«подручников». В неотъезде того или другого князя оказывались, таким образом, заинтересованными сотни служилых людей. В 1568 году за князя Ивана Дмитриевича Бельского поручились 29 бояр; шесть из них представили за себя 105 подручников.

Нам представляется важным, что вне Руси такое правило действовало в Византии, а позже, некоторое время, в Турции. То есть, создавая свою государственность, высшие руководители России брали пример не с мифической Монголии, ханам которой была якобы подчинена более чем четверть тысячелетия наша страна, а с Византии.

А еще более важно, что такая же система применялась в отношении крестьян. Крестьянские выплаты нормировались от количества работников, и сельский сход подписывал обязательство выплаты за тех, кто ушел. Естественно, община не позволяла никому уйти, ведь склонными к такому нехорошему поступку были молодые и сильные, самые нужные в общем хозяйстве работники. Задолго до введения крепостного права сами крестьяне осуществляли «крепость» людей за землей. Современные либералы усматривают в этом наличие у русских «рабской души», но в природных условиях России выживает не личность, а сообщество, и права сообщества – выше личных.

Князь Курбский писал, что Иоанн Грозный своими мерами по закрепощению бояр и князей «затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне». Как всегда, не могли согласиться между собою представители двух структур : структуры власти и структуры оппозиции. А ведь Иоанну Васильевичу невозможно было иным, кроме закрепощения верхнего служилого слоя, способом заставить работать государственный аппарат. Мало того, именно ему выпала задача завершения внутреннего объединения страны. Ведь, несмотря на все успехи государственного строительства при его отце и деде, внутри страны оставались еще обособленные княжества, сохранявшие остатки удельной независимости: князья владели укрепленными городками, выходили на войну с особыми полками своих слуг, у них были свои помещики, свои сотни стрельцов! Иоанну Грозному предстояло довершить внутреннее объединение Руси, стереть последние следы эпохи уделов.

Исполнение этой задачи облегчалось тем, что служилые князья не составили особого сплоченного круга лиц с общими интересами. Они вступали в ряды московской придворной и служилой знати и, служа при дворе или на воеводствах, ослабляли свои связи с родовыми вотчинами и теряли свое значение самостоятельных державных землевладельцев. Наконец, разъединенные княжеские владения, ничтожные в сравнении с обширными дворцовыми землями, все более дробились между размножавшимися княжатами, сравниваясь с рядовыми боярскими вотчинами.

Боярская прослойка тоже проделала в новых условиях свою эволюцию. В удельный период бояре пользовались большим влиянием в качестве самостоятельных советников-думцев; великий князь должен был считаться с мнением этих своих вольных слуг, которые смело отказывали ему в повиновении, когда он что-либо «замыслил о себе», без ведома бояр. С объединением же Руси московские государи стали достаточно могущественными, чтобы умалить значение боярской думы вообще. Потом дошло до «приведения к общему знаменателю» и новых ее, думы, влиятельных членов – князей.

По сведениям 1409 года, при княжении Василия I Дмитриевича (сына Дмитрия Донского) наиболее влиятельным лицом в боярской среде был московский боярин Иван Федорович Кошка. Крымский хан Едигей даже называл его старейшиной бояр. Затем, когда в среду московской аристократии вошло много князей Рюриковичей и Гедиминовичей, они оттеснили старые боярские роды. При Василии Темном виднейшее место принадлежало князьям Патрикеевым-Ряполовским и Оболенским; к ним присоединился род Холмских, бывших удельных князей Тверского великого княжества. Эти роды сохраняли свое первенствующее положение среди бояр и при Иоанне III Васильевиче.

Притязаниям думских князей московский государь противопоставил возвышение своей личной власти: он утверждает самодержавие. После брака на племяннице последнего императора византийского, Софии Палеолог (1472 год), Иоанн III, говорит С. Соловьев, «явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он… был для князей и бояр монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание; он первый возвысился до царственной недосягаемой высоты, перед которой боярин, князь, потомок Рюрика и Гедимина должен был благоговейно преклониться наравне с последним из подданных; по первому мановению Грозного Иоанна головы крамольных князей и бояр лежали на плахе».