Ю Фельштинский - Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)

6 марта в Таврическом дворце открылся съезд РКП (б). Он не был представительным. В его выборах могли "принять участие лишь члены партии, состоявшие в ней более трех месяцев",33 т.е. только те, кто вступил в ряды РСДРП (б) до октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало. Даже 5 марта не было еще известно, откроется ли съезд или нет: будет ли он правомочным. Свердлов на предварительном совещании откровенно признал, что "это конференция, совещание, но не съезд".34 И поскольку такой "съезд" никак нельзя было назвать "очередным", он получил титул "экстренного". Собирался он в страшной спешке, суете. Нет точных данных о численности его делегатов,35 можно предположить, однако, что в нем участвовало 47 депутатов с решающим голосом и 59 с совещательным,36 представлявшие 169 200 членов РКП (б) .37 Всего же, по данным непроверенным и неточным, в партии большевиков насчитывалось в то время до 300 000 членов,38 не так уж много, если учесть, что к моменту созыва Шестого съезда в июле 1917 г., когда партия еще даже не была правящей, в ее рядах числилось уже около 240 тысяч,39 причем численность партии с апреля по июль 1917 г. возросла в три раза.40 Теперь же Ларин вынужден был признать, что "многие организации фактически за последнее время не выросли".41 А Свердлов, выступивший на Седьмом съезде с отчетом ЦК, обратил внимание партийного актива еще на два прискорбных обстоятельства в деле партийного строительства: "членские взносы поступали крайне неаккуратно", а тираж "Правды" упал с 220 тыс. в октябре 1917 г. до 85 тысяч к моменту созыва Седьмого съезда, причем циркуляция газет ограничивалась теперь одним Петроградом.42

Наверно, в любой другой момент именно эти вопросы и привлекли бы внимание делегатов большевистского съезда

в первую очередь. Но только не в марте 1918 г., только не на Седьмом съезде.43 Вопрос предстояло обсуждать куда более серьезный -Брестский мир. 7 марта в 12 часов дня с первым докладом на эту тему выступил Ленин. Задача его была сложна -убедить делегатов в том, что тяжелые условия Брест-Литовского договора необходимо ратифицировать. В плане территориальных изменений Брест-Литовский мирный договор предусматривал, что

"Россия сделает все от себя зависящее, чтобы обеспечить скорейшее очищение провинций Восточной Анатолии и их упорядоченное возвращение Турции. Округа Ардагана, Карса и Батума также незамедлительно очищаются от русских войск. Россия... предоставит населению этих округов установить новый строй в соответствии с соседними государствами, особенно с Турцией... Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской Народной республикой и признать мирный договор между этим государством и державами Четверного союза. Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии... Эстляндия и Лифляндия также незамедлительно очищаются от русских войск и русской Красной гвардии. Восточная граница Эстляндии проходит в общем по реке Нарве. Восточная граница Лифляндии проходит в общем через озеро Чудское и Псковское озеро... Финляндия и Аландские острова также будут немедленно очищены от русских войск и русской Красной гвардии, а финские порты -- от русского флота и русских военно-морских сил..."44 Россия, таким образом, теряла всю Прибалтику, Украину, часть Белоруссии, отдавала ряд территорий Турции, окончательно отказывалась от мысли присоединить Польшу и Финляндию. На отторгнутых от России территориях общей площадью в 780 тыс. кв. км. с населением 56 млн.45 человек (треть населения Российской империи) до революции находилось 27% обрабатываемой в стране земли, 26% всей железнодорожной сети, 33% текстильной промышленности, выплавлялось 73% железа и стали, добывалось 75% каменного угля.46 Ленин совершенно справедливо

сравнил этот мир с Тильзитским: по Тильзитскому миру Пруссия лишалась примерно половины своей территории и 50% населения. Россия - лишь трети. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские потери были несравнимы. Именно этот мир и был ратифицирован съездом РКП (б) большинством голосов.

Если партийный съезд провести в Петрограде большевики отважились, то Съезд Советов они решили созвать в Москве, куда постановлением правительства была перенесена столица советской России, поскольку над Петроградом нависла угроза германской оккупации и падения там советской власти. 10-го марта в Москву прибыл Свердлов. 11-го -- с поездом Совнаркома -- Ленин. Сразу же после переезда начали они подготовку к открытию съезда, намеченного на 12 марта, но открывшегося только 14-го. Как и съезд большевиков, Съезд Советов представительным не был и получил название "чрезвычайного".

Для Ленина те дни спокойными не были. В оппозиции к ратификации Брестского договора стояли эсеры, меньшевики, большая часть левоэсеровской партии, анархисты-коммунисты. Наконец, действительную и главную оппозицию Ленину составляло левое крыло большевистской партии. И все еще не было ясно, как поведет себя фракция РКП (б). Поэтому 13 марта, за день до начала работы съезда, Ленин и Свердлов провели генеральную репетицию голосования по вопросу о ратификации Брест-Литовского мирного договора: на состоявшемся заседании фракции большевиков Четвертого Чрезвычайного съезда Советов, после выступления Ленина, 453 голосами против 36 заключение мира было одобрено.47

Однако на открывавшемся на следующий день съезде Советов присутствовало много большее число депутатов: 1172, в том числе 814 большевиков и 238 левых эсеров.48 Вопрос о ратификации мира с точки зрения Ленина еще оставался открытым. Опасения Ленина подтверждались и телеграммами, присланными в адрес съезда местными партийными организациями большевиков и левых эсеров. На местах не было единого мнения, и между сторонниками и противниками ратификации установилось известное равновесие.49 Вместе с левыми коммунистами против мира решили высказаться и левые эсеры, не слишком, впрочем, уверенно. Они

заняли "промежуточное положение между большевиками и оборонцами".50 Промежуточное, но не враждебное, причем ЦК ПЛСР был настроен к Брестскому миру куда менее негативно, чем левоэсеровские низы. Перед ЦК ПЛСР в связи с этим встала довольно неприятная дилемма. Не поддержать низы своей партии он не мог даже в том случае, если бы большинство членов ЦК встало на сторону Ленина. И ЦК ПЛСР большинством голосов проголосовал выступить против ратификации Брестского договора. Камков, еще недавно так горячо поддерживавший идею мира, теперь высказывался против:

"Совершенно независимо от того, какие цели преследует партия господствующих, в данном случае партия большевиков , которая стоит за ратификацию,... объективно -- это ведет к полному удушению русской революции..."51 Большевиков Камков обвинил в соглашательстве.