Борис Соколов - Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб

Рассказывая, Риббентроп воодушевился до самозабвения и стал похож на подростка, начитавшегося «индейских» романов о похождениях Винету. Но отвечать ему было нужно, лишь тщательно взвешивая каждое слово: ведь он обо всем доложил бы Гитлеру. Я сказал, что хотя план представляется мне осуществимым с технической точки зрения, но главная проблема заключается в том, как вообще усадить Сталина за стол переговоров. Опираясь на опыт в делах с русскими, накопленный мной в Стокгольме, я полагал, что это будет очень нелегким делом. (Через своего сотрудника д-ра Лангбена я попробовал установить контакты с Россией, чтобы обсудить вопрос о возможности сближения между Германией и Советским Союзом. Тем самым я хотел оказать давление на западных союзников, распространяя информацию о таких переговорах с помощью третьей стороны. Но мои попытки не дали результатов, так как Сталин – явно не доверявший нам, чему способствовало неуклюжее вмешательство Риббентропа, резко изменил курс. Могло быть и так, что Сталин намеревался провести всего лишь тактический маневр, чтобы со своей стороны оказать давление на западных союзников.) Я не утаил также, что вряд ли имеет смысл устанавливать контакты с русскими через меня, так как я уже подорвал свою репутацию в их глазах. Поэтому я предложил Риббентропу попробовать самому установить эти контакты. Если ему это удастся, я всегда готов помочь ему и советом, и делом.

«Я подумаю, – сказал Риббентроп, – поговорю с Гитлером и вновь вернусь к этому вопросу». Этим, видимо, и закончился план о ликвидации Сталина, ибо Риббентроп впоследствии в разговорах со мной ни разу не затрагивал этой темы.

Гиммлер, которого обрадовал мой ответ Риббентропу, считал, однако, что определенные шаги в этом направлении необходимо предпринять. Уступая непрерывному давлению сверху, наши специалисты в конце концов разработали специальную аппаратуру, принцип действия которой был таков.

Наш агент должен был прикрепить к одному из автомобилей Сталина небольшой комок клейкого вещества, внешне напоминающего пригоршню глины. Это была высокоэффективная взрывчатка, легко пристающая к любому предмету под нажатием руки. В ней было вмонтировано регулируемое по радио взрывное устройство.

Входивший в состав оборудования передатчик распространял ультракороткие волны на расстояние до семи километров, которые автоматически включали взрыватель, в результате чего происходил взрыв. Это задание было поручено двум военнопленным офицерам Красной Армии, которые долгое время провели в заключении в Сибири и ненавидели Сталина. На большом транспортном самолете, на борту которого находился русский милицейский автомобиль, агентов доставили в окрестности Москвы. Под видом патруля они должны были успешно проникнуть в центр русской столицы, так как не только затратили несколько месяцев на подготовку, но и были снабжены всеми необходимыми документами. Но план все же провалился. Так никогда мы и не узнали, что сталось с этими людьми».

В варианте мемуаров Шелленберга, изданных в английском переводе, более подробно объясняется, почему был избран столь экзотический способ покушения: с глиной – взрывчаткой и камуфляжем взрывного устройства. Оказывается, два упомянутых советских офицера сами предложили немцам свои услуги по осуществлению убийства Сталина. При этом один из них утверждал, что хорошо знаком с механиком кремлевского гаража, который может помочь им в исполнении задуманного.

О своем плане устранить Сталина во время возможной мирной конференции в нейтральной стране с помощью стреляющей «авторучки» сам рейхсминистр Риббентроп в мемуарах не говорит ни слова. Однако надо принять во внимание условия, в которых Риббентроп писал свои воспоминания: в Нюрнбергской тюрьме, в ожидании суда и жесточайшего приговора. Мемуары ведь должны были помочь ему в ведении защиты на процессе. Признание же в намерении лично убить, и ценою собственной жизни, одного из трех лидеров антигитлеровской коалиции могло только приблизить виселицу, от которой Риббентроп все равно не ушел. Поэтому не исключено, что в этом случае Шелленберг говорит правду. Другое дело, что план устранения Сталина во время гипотетической советско-германской мирной конференции казался шефу разведки, как он прямо признается в американском варианте своих мемуаров, бредовым.

Действительно, если уж прогнозировать возможность личного участия Сталина в каких-либо переговорах, то это могло произойти только в переговорах с Гитлером, а никак не с Риббентропом, который слишком уступал советскому диктатору по месту в правящей иерархии и реальному политическому весу. Фюрер же совершать ценою своей жизни покушение на Сталина во спасение Германии явно не собирался. Вообще Гитлер относился к Сталину с определенным пиететом, сознавая сродство их тоталитарных режимов и диктаторских душ. В 1942 году, в период наибольших побед вермахта, он называл Сталина «одной из самых необычных фигур в мировой истории», а в самом начале войны выражал надежду, что Сталин примирится с Германией, уступив европейскую часть СССР, но оставив себе обширные владения в Азии. 22 июля 1942 года в предназначенной «для истории» застольной беседе фюрер предупреждал:

«Было бы глупостью пренебрежительно относиться к стахановской системе. Вооружение и снаряжение русских армий являются лучшим доказательством ее эффективности в использовании промышленной рабочей силы. Сталин также заслуживает нашего безусловного уважения. По-своему он чертовски хороший парень! Он знает свои образцы, Чингисхана и других, очень хорошо, а масштаб его индустриального планирования превзойден лишь нашим Четырехлетним планом. И нет сомнений, что он очень решительно выступает за то, чтобы в СССР не было безработицы, обычного явления в капиталистических государствах вроде Соединенных Штатов Америки…»

А месяц спустя, 22 августа, Гитлер утверждал, что не имел бы ничего против того, чтобы Сталин сбежал куда-нибудь в Китай.

Словом, «друг Адольф» с тяжелым сердцем вел войну против «друга Иосифа». Но что тут поделаешь? Рейху нужно было «жизненное пространство», а оно открывалось только на Востоке. СССР как политическая и экономическая, во многом мистифицированная сила, стоял на пути Германии к мировому господству, а расовая теория немцев требовала порабощения славянских «недочеловеков», способных лишь прислуживать арийской «расе господ».

Совсем иная ситуация, чем в середине 1942-го, сложилась два года спустя, в середине 1944-го, после высадки союзников в Нормандии и новых сокрушительных поражений немецких войск на Восточном фронте. Теперь, если верить Шелленбергу, Гитлер, пусть не без колебаний, как говорится, скрепя сердце, был готов санкционировать покушение на советского вождя в призрачной надежде, что успех теракта может вывести растерянную, дестабилизированную Россию из войны. Эти расчеты конечно же никакого под собой серьезного основания не имели, да и вероятный преемник Сталина – упрямый Молотов никакой склонности к сепаратному миру не проявлял. И вообще, непонятно, как это советские руководители могли упустить ставшую уже верной победу ради каких угодно договоренностей со столь одиозной, дикой фигурой, как Гитлер.