Ю Фельштинский - Вожди в законе

Что же произошло 30 августа 1918 года? В. М. Бонч-Бруевич вспоминает: "Поздно ночью пришел тов. Козловский, которому, как члену коллегии комиссариата юстиции, было поручено произвести первый допрос эсерки Каплан [...]. Козловский рассказал мне, что Каплан производит крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя растерянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии. Козловский сказал, что несомненно это дело рук организации эсеров, хотя Каплан и отрицает это, и что здесь ясна связь с петербургскими событиями (убийство Володарского, Урицкого) и что, конечно, можно ожидать и других выступлений. Подробности картины покушения Козловский еще не знал"(21).

Немедленно после покушения, еще до первого допроса Каплан, начавшегося в 23 часа 30 минут, советское правительство обвинило в организации теракта партию эсеров. Постановление, как председатель ВЦИК, подписал Свердлов: "Всем советам рабочих, крестьянских, и красноармейских депутатов, всем армиям, всем, всем, всем": "Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. [...] Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов"(22).

Следует отметить, что советский историк Н. Д. Костин, специализировавшийся на теме покушения, умудрился ни разу не включить в свои книги фразу "Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров..." В двух изданиях его сборника "Выстрел в сердце революции" (Политиздат, 1983 и 1989) обращение Свердлова просто опущено. А в выпущенной в период перестройки книге "Суд над террором" интересующая нас фраза у Костина скромно заменена тремя точками(23), так как иначе читателю было бы видно, что Свердлов знал о причастности эсеров и англо-французских наймитов к покушению до получения самой первой информации о выстрелах в Ленина. Свердлову важно было, воспользовавшись покушением на Ленина, расправиться с эсерами и начать "массовый террор против всех врагов революции"(24), точно также, как убийством Мирбаха воспользовались для расправы над партией левых эсеров.

Вслед за обращением Свердлова были изданы "Постановление ВЦИК о превращении советской республики в военный лагерь" и "Постановление СНК о красном терроре". 1 сентября заместитель председателя ВЧК и председатель ревтрибунала Я. Х. Петерс сообщил в "Известиях ВЦИК", что "арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых социалистов-революционеров черновской группы", но что террористка (еще не названная по имени) "упорно отказывается давать сведения о своих соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги [...]. Из показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц, так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговоров несколькими лицами. При выходе был устроен затор публики".

Итак, в покушении участвовала целая группа лиц, но Каплан, впервые названная только 3 сентября в утреннем выпуске "Известий ВЦИК", почему-то 1 сентября была забрана из одиночной камеры тюрьмы ВЧК в кремлевскую тюрьму, и 3 сентября в 4 часа дня расстреляна собственноручно комендантом Кремля П. Д. Мальковым. 4 сентября "Известия ВЦИК" сообщили о том, что "по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройдман (она же Каплан)"(25).

Описания покушения и ареста Каплан многочисленны и противоречивы. С. Н. Батулин, помощник военного комиссара 5-й московской советской пехотной дивизии, задержавший Каплан, показал, что Каплан была арестована далеко от места покушения и после погони:

"Подойдя к автомобилю, на котором должен был уехать тов. Ленин, я услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этими звуками я увидел толпу народа, до этого спокойно стоявшую у автомобиля, разбегавшуюся в разные стороны, и увидел позади кареты-автомобиля тов. Ленина, неподвижно лежавшего лицом к земле. Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено покушение. Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: "Держите убийцу тов. Ленина!" и с этими криками я выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различном направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди. [...] Добежавши до так называемой "Стрелки" на Серпухове [...] позади себя около дерева я увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: "А зачем Вам это нужно". Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. [...] На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в тов. Ленина. После этого я еще раз спросил: "Вы стреляли в тов. Ленина?", на что она утвердительно ответила, отказавшись указать партию, по поручению которой она стреляла. [...] В военном комиссариате Замоскворецкого района эта задержанная мною женщина на допросе назвала себя Каплан и призналась в покушении на жизнь тов. Ленина"(26).

Шофер Ленина Гиль покушавшейся не видел(27). Это приводит Б. Орлова к выводу, с которым нельзя не согласиться: "Ни один из допрошенных свидетелей, присутствовавших на месте покушения, стрелявшего в Ленина человека не видел в лицо и опознать Фанни Каплан как виновную в покушении не мог"(28). Такой же точки зрения придерживается Литвин: "Никто из свидетелей ее не опознал"(29). К аналогичному заключению приходит В. Войнов: "Террориста никто не видел. Фанни Каплан была схвачена комиссаром Батулиным поодаль от места покушения лишь по классовому наитию: Фанни стояла с зонтиком под деревом в вечернем полумраке, чем и вызвала подозрения комиссара"(30).

Против Каплан имелись лишь косвенные улики, причем в показаниях свидетелей было много противоречий:

"Одни замечают незнакомую женщину в какой-то шляпке, другие -- с непокрытой головой и косынкой на плечах; одни --в коротком жакете, другие -в осеннем полупальто; большинство же помнит только руку с браунингом. Еще более значительны расхождения в оценке времени ее появления на заводе. Одни твердят, что она входит в здание через несколько минут после приезда вождя. По мнению других, неизвестная женщина, похожая на подпольную пропагандистку и обернувшаяся неожиданно экстремистской, возникает в цехе еще до митинга, беспрерывно курит и долго демонстрирует себя группе рабочих. Но совсем туманны обстоятельства ее задержания: то ли ее берут тут же в заводском дворе, от ли она успевает отбежать на порядочное расстояние. По одним сведениям, ее гонят по мостовой, точно борзые, пролетарские дети, по другим -- она спокойно идет по улице, потом останавливается, выбрасывает из портфеля какие-то бумаги и вдруг собирает их почему-то обратно. Кто-то различает даже, как она что-то рвет на глазах у преследующих"(31).