Анатолий Сахаров - Города Северо-восточной Руси XIV-XV веков

Должность тысяцких в Москве была упразднена при Димитрии Донском, в 1373 г., после того, как со всей определенностью выявилась враждебная великокняжеской власти политическая позиция бояр-тысяцких. В 1379 г. был казнен по приказу великого князя Димитрия Ивановича сын последнего тысяцкого Иван Васильевич Вельяминов. По поводу его казни летописец поместил многозначительное рассуждение о «злодейственных сетях сатаны», научившего людей «властем не покарятися». Характерно, что ликвидация тысяцких и замена их наместниками произошла в тот период, когда происходило энергичное укрепление великокняжеской власти. Даже особая форма городского управления (а не самоуправления), поскольку она создавала возможность сближения боярской аристократии с верхушкой горожан в борьбе против наступления великокняжеской власти, была теперь ликвидирована.

Однако за пределами Московского княжества обстановка в городах могла быть иной. Основываясь, видимо, на каких-то местных источниках, Н. Храмцовский привел интересные известия о том, что в 1353 г. нижегородцы сами предложили своему князю Константину Васильевичу ехать в Орду за ярлыком на великое княжение, а в 1359 г. ставший великим князем Димитрий Константинович дал Нижнему Новгороду «полную свободу в правах его, взяв себе лишь княжеские доходы». Если эти сообщения достоверны, то они могут свидетельствовать о наличии в Нижнем Новгороде в середине XIV в. каких-то элементов вечевого строя и даже самоуправления, На то, что нижегородское население располагало реальной силой для сопротивления неугодным князьям, указывает и факт применения в 60-х г. Сергием Радонежским, действовашим по поручению Димитрия Ивановича Московского и митрополита Алексея, такой исключительной меры, как закрытие церквей» Во всяком случае в Нижнем Новгороде в 60-х гг. XIV в. был еще назначавшийся князем тысяцкий — князь Димитрий Волынский, служивший князю Димитрию Константиновичу.

Есть упоминание о тысяцком Василии в Костроме в 70-х гг. XIV в… Сохранение вечевых традиций во Владимире недавно отметил М. Н. Тихомиров, опираясь на известие о неудачной попытке князя Александра Васильевича в 1329 г. перевезти вечевой колокол из Владимира в Суздаль — «в XIV в., видимо, еще хорошо знали какой колокол на звоннице Успенского собора был вечевым». Неизвестно, собиралось ли когда-нибудь в XIV в. владимирское вече, но что-то похожее на вечевое собрание угадывается за сообщением о событиях 1371 г., происходивших в напряженный момент борьбы Михаила Александровича Тверского против Димитрия Ивановича Московского за великое княжение. Когда Михаил получил в Орде ярлык на великое княжение, а Димитрий привел население к присяге на верность Москве, то Михаил «поиде к Володимерю, хотя сести тамо на великое княжение, и неприаша его, но отвещаша ему сице: «не имем сему веры просто взяти тебе великое княжение». Летопись не указывает, от кого исходил этот ответ, но кажется, что он мог быть дан владимирскими горожанами, решившими остаться верными данной присяге.

Однако вряд ли во Владимире XIV–XV вв. были какие-либо условия для установления вечевого строя. Этот город находился в сфере непосредственного воздействия все более усиливавшейся великокняжеской власти и был средоточием владений крупных духовных и светских феодалов. То, что существование городского веча непосредственно зависело от силы княжеской власти, очевидно вытекает из многих рассмотренных выше фактов. Об этом наглядно свидетельствуют и события 1382 г. в самой Москве, когда в городе собралось вече после спешного отъезда Димитрия Донского в Кострому в момент приближения Тохтамыша. Как и в других случаях, московское вече 1382 г. возникло в момент обострения классовой борьбы в городе. Временное ослабление княжеской власти сразу создало благоприятные условия для вечевого собрания. Во время обороны Москвы от Тохтамыша вечу принадлежала реальная власть в городе. Москвичи взяли в свои руки дело защиты столицы и успешно отбивали нападения врага, но были преданы некоторыми представителями феодально-княжеской аристократии. Эти события достаточно полно исследованы Л. В. Черепниным, и нет надобности останавливаться на них особо.

Конечно, вече 1382 г. в Москве было исключительным явлением в том смысле, что вечевого строя в Москве XIV–XV вв. не существовало и быть не могло, но в моменты обострения внешней опасности и подъема в связи с этим антифеодального протеста тенденция к вечевым собраниям проявлялась в Москве и позднее, о чем мы будем говорить ниже. Это указывает на живучесть стремлений горожан к высвобождению из-под княжеской власти, несмотря на крайне неблагоприятные условия для осуществления этого стремления.

Не без участия горожан происходили события в Нижнем Новгороде в 1392 г., связанные с переходом Нижегородского княжества под власть Москвы. По звону колоколов «снидеся весь град», и старейший боярин Василий Румянец объявил о переходе бояр на службу московскому князю. Очевидно, что созыв городского населения был нужен боярам для поддержки своих действий. Перед нами, видимо, нечто вроде вечевого собрания. В 1399 г. после трехдневной битвы нижегородцы «взяша мир» и впустили в город князя Семена Суздальского, осаждавшего Нижний Новгород вместе с татарами. При этом татары поклялись, что не тронут города. Когда они нарушили это обещание, князю Семену пришлось держать ответ перед горожанами. Летопись не говорит, в какой форме это происходило.

Активность горожан проявилась в далеком Устюге. В 1393 г. новгородский воевода Яков Прокофьев, гонясь за изменившим Новгороду неким Анфалом, подступил к Устюгу и «рече князю и гражаном: «… стоите ли за беглеца Новгородского за Анфала?». И князь с устьюжаны рече: «…мы за него не стоим и не пособляем по нем, по великого князя целованью».. Однако затем «устьюжане с своими князи свое слово забыв, придоша ратью в дву тысящь че человек на Якова». Это сообщение 4-й Новгородской летописи ясно говорит о том, что «гражане» Устюга принимали непосредственное участие вместе с князем в выработке ответа новгородскому воеводе и затем в изменении своего решения. Все это напоминает вечевое устройство, которое в далеком Устюге могло сохраняться дольше, чем в центральных русских городах. Власть сильных московских князей непосредственно на Устюг еще не распространялась тогда, в конце XIV в. Устюг имел еще своего князя, Юрия Андреевича, одного из ростовских князей.

В XV в. известия, которые могли бы дать основания длл суждений о проявлениях вечевых традиций в городах, исчезают почти совершенно. Вряд ли это случайно, как не случайно и то, что некоторые данные, указывающие на усиление выступлений горожан, относятся именно к периоду феодальной войны, когда на время ослабела великокняжеская власть. Так, в 1434 г., когда войска великого князя Василия Васильевича подошли к находившемуся под властью Шемяки Угличу, «гражане же не восхотеша града отворити». Лишь при помощи тверских пушек Василию Васильевичу удалось взять город. То, что угличские горожане столь решительно выступили на стороне Шемяки, может быть предположительно объяснено. Л. В. Черепнин установил, что действия Шемяки и его Союзников в феодальной войне были направлены не просто на захват великого княжения, но и на восстановление уже преодоленные элементов феодальной раздробленности, на ослабление государственной централизации. Поскольку Шемяка тем самым высвобождал горожан из-под все усиливавшейся власти московских князей, постольку он мог приобрести сочувствие некоторой части городского населения, тем более на столь раннем этапе феодальной войны, когда по литическая линия противников великого князя далеко еще не выявилась с полной отчетливостью.