Казимир Валишевский - Петр Великий

В высших слоях общества Петр как бы выводит за руку женщину из ее рабского положения, вводит ее в круг общественной жизни, светской и семейной и указывает место, которое она должна в ней занять. Она должна участвовать во всех собраниях, блистать красотою и очаровывать всех умною беседой и изящными манерами в танцах, услаждать слух общества музыкой. С декабря 1704 года по улицам Москвы стали появляться небывалые зрелища: молодые девушки участвовали в народных празднествах, катаясь по проспекту в открытых экипажах, и, бросая в толпу цветы, пели кантаты.

Преобразователь помышлял даже отправить боярских дочерей, вслед за братьями, доканчивать образование за границей. Но родители восстали, и ему пришлось отступиться от этой мысли. Тогда он стал радеть о домашнем воспитании девиц и, в пример всем, выписал к дочерям своим, Анне и Елизавете, француженку; он сам присутствовал иногда на их уроках, следил за тем, чтобы им был придан европейский лоск и даже за тем, чтобы прически их и наряды были по последней парижской моде. За то, что невестка его, Прасковья, восставала против этих новшеств, он называл ее дом «убежищем дураков и недоумков» и своими поддразниваниями добился-таки того, что и ее вовлек в свои нововведения. Вдова царя Иоанна, таким образом, тоже олицетворила в себе тип русской женщины переходного времени, созданный великою реформой. Она наняла дочерям учителей-французов и сама брала уроки у немецкого преподавателя, но не могла расстаться с русским нарядом и сохранила многие дикие инстинкты. Она била, например, своих придворных девушек и, добиваясь признания в погрешности слуги, обливала ему голову водкой, которую всегда возила с собою, поджигала ее и ударяла палкой по образовавшимся обжогам.

Петр наметил так много преобразований, что, конечно, не мог один привести их в исполнение. На это потребовалось много времени. И, по правде сказать, по своей грубости и развращенности, он не мог быть вполне желательным вождем. Он часто останавливался на полпути, забывал к чему стремился, и эти остановки имели роковые последствия. Создав для женщины общественные собрания и отворив ей двери терема, он слишком часто знакомил ее с нравами солдатской жизни. Нравственный облик русской женщины надолго сохранит в себе следы такого приобщения к общественной жизни, которым она всецело обязана преобразователю.

Хотя вся деятельность этого великого человека заслуживает того же упрека, который несомненно умаляет его заслуги и славу, но даже и теперь, и не в одной России, женщина не может не признавать в нем одного из самых сильных поборников в пользу восстановления ее прав, так же, как и цивилизация вообще не может не ставить его в ряды самых могущественных двигателей ее возвышения.

Этот грубый циник подметил в женщине не одно ее прекрасное тело для плотских наслаждений; он признал в ней нечто высшее. Он выдвинул ее в обществе и в семье и приблизил к новейшему идеалу.

Этого одного достаточно, чтобы искупить многие ошибки, хотя бы среди окружающих царя женщин и не было той, о которой я сейчас буду говорить.

В июль 1702 г., в начале шведской войны, генерал Шереметьев, которому поручено было занять Лифляндию и прочно основаться в ней, осадил Мариенбург. После нескольких недель мужественной обороны город был доведен до крайности, и комендант решил взорвать крепость и погибнуть вместе с ней. Он призвал к себе нескольких жителей, сообщил им по секрету о своем решении и предложил возможно скорее покинуть крепость, если они не хотят разделить участь его и его отряда. В числе предупрежденных лиц был местный лютеранский пастор. Он выехал с женой, детьми и служанкой, не захватив с собою ничего, кроме славянской библии, которая могла послужить ему, как он надеялся, пропуском у осаждавших город. Когда его остановили на аванпосте, он стал махать своей книгой, сказал тут же несколько мест из нее наизусть, чтобы показать свое блестящее знание языков, и предложил взять на себя роль переводчика. Решено было послать его в Москву с семьей. Но что делать с этой девушкой? Шереметьев взглянул на служанку и нашел, что эта цветущая блондинка очень недурна. Он улыбнулся. Пусть она остается в лагере; полки не будут этим недовольны. Петр еще не думал тогда об изгнании прекрасного пола из среды своих войск, как он это сделал впоследствии. Приступ назначен был на завтра, а пока можно поразвлечься. Девушка очутилась за столом со своими новыми товарищами. Она была весела, не дичилась, и ее приняли очень приветливо. Музыканты заиграли на гобое. Собрались танцевать. Вдруг страшный взрыв прервал ритурнель, танцующие еле устояли на ногах, а служанка, вне себя от ужаса, очутилась в объятиях драгуна. Комендант Мариенбурга сдержал свое слово, и при этом громовом ударе и в объятиях солдата Екатерина Первая вступила, так сказать, в историю России.

Эта служанка была именно она.

В то время она не носила еще имени Екатерины, и нет определенных сведений о том, как ее звали, откуда она была родом и как очутилась в Мариенбурге. В истории, как и в легенде, ей дают несколько фамилий и называют несколько мест ее рождены. Все более или менее достоверные документы и все предания, более или менее заслуживающая доверия, единогласно утверждают только то, что такой удивительной судьбы не выпадало на долю никакой другой женщины. Это уже не «роман Императрицы», а сказка из «тысячи и одной ночи». Попытаюсь передать не то, что достоверно, – достоверного нет почти ничего, – но то, что по крайней мере правдоподобно в этой совершенно исключительной судьбе.

Она родилась в каком-то местечке в Лифляндии. Была ли это польская Лифляндия или шведская – неизвестно; было ли это местечко Вышки-Озеро в окрестностях Риги, или местечко Ринген в Дерптском, теперешнем Юрьевском, округе, тоже подлежит сомнению. 11 октября 1718 г., в день годовщины взятия шведского города Нотебурга, Петр писал той, которая в то время сделалась уже его женой: «Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравствуй! Поздравляю вам сим счастливым днем. Нога в ваших землях фут взяла, и сим ключом много замков отперто». Сама она, кажется, очень дорожила Польшей. Ее сестры и братья, разысканные впоследствии, назывались Сковорощенко или Сковоротские, что переделали, вероятно, для благозвучия, в Скавронских. Быть может, это была семья эмигрантов, – во всяком случае простых крестьян, – бежавших, вероятно, от слишком сурового крепостного права на родине, в надежде найти менее тяжелое существование. Екатерине было 17 лет, и она была сирота. Предполагают, что мать ее принадлежала ливонскому дворянину фон Альвендалю, сделавшему ее своей любовницей. Екатерина была плодом этой связи, быть может, кратковременной. Так как ее законные отец и мать умерли, а незаконный отец ее бросил, то пастор Глюк приютил ее у себя еще ребенком. Она учила катехизис, но не училась азбуке. Впоследствии она умела только подписывать свое имя. Она выросла в этом приютившем ее доме и с годами старалась быть полезной, помогала в хозяйстве, смотрела за детьми. У Глюка жили посторонние ученики, и она также помогала прислуживать им. Двое из них рассказывали впоследствии, что она готовила им слишком маленькие бутерброды. Она всегда любила экономить. Но есть свидетельства, что в другом отношении она рано стала проявлять большую щедрость. Один литовский дворянин Тизенгаузен и другие пансионеры пастора пользовались, как говорят, ее милостями. Говорят даже, будто у нее родилась в это время дочь, умершая через несколько месяцев. Незадолго до осады пастор решил было положить конец распущенности ее поведения, выдав ее замуж. Но ее муж или жених – в точности неизвестно – шведский драгун по фамилии Крузе, исчез после взятия города. Он был взят в плен русскими и отправлен далеко от своей родины, или по другой версии, более достоверной, его отправили во время перемещения войск, с его полком в сторону Риги, что и спасло его от катастрофы. Это случилось или до, или после совершения брака. Сделавшись императрицей, Екатерина напала со временем на его след и назначила ему пенсию.