Казимир Валишевский - Иван Грозный

Такова вообще была политика Москвы: сначала ставить только вехи будущей решительной, коренной реформы.

Две грамоты, данные братьям Строгановым в половине XVI века, ознаменовали собой решительный шаг правительства на этом пути. В грамотах было сказано, что Строгановы обязаны ловить и возвращать на место беглых крестьян, если они оказались в обширных областях, отданных им для колонизации. Сюда, в отдаленные, дикие степи направлялось из центра население, разрушая таким образом экономическое благосостояние государства и его военную силу. Некоторые полагали, что с половины XVI века общим мероприятием был запрещен свободный переход только для известной категории крестьян – так называемых старожильцев, т. е. земледельцев, уже давно сидевших на занимаемых ими участках.

Однако, вопреки мнению Дьяконова и других историков, Сергеевич решительно опроверг эту гипотезу. [3]Вопрос о рабочих руках и о поземельном обложении сыграл здесь решающую роль. Он породил то чудовище, которое носило имя крепостного права. Одно рабство имело следствием другое: служилый человек, запертый в железной клетке, втолкнул в нее крестьянина, за которым в свою очередь туда последовали купец и духовенство. Мы уже видели, что городское население ничем не отличалось от сельского. В этом заключалась целая пропасть, отделявшая Россию XVI века от других европейских государств.

На западе успехи торговли и промышленности привели к организации городского населения в корпорации, вооруженные для борьбы с феодализмом. В среде этих групп, благодаря солидарности их членов между собой, выработался тот дух свободы, который царил над всем устройством самоуправляющихся общин; развилась материальная и умственная деятельность, откуда вышли высшие формы экономической жизни: накопление капитала, учреждение кредита и высшие формы умственной жизни: наука, искусство, общественность.

Россия не знала ничего подобного и, быть может, именно отсутствие этих центров жизни и общественной позиции способствовало образованию и укреплению введенного в государстве деспотического строя.

Торговля оставалась ограниченной, промышленность едва существовала, и город здесь не являлся естественным следствием их развития. Долгое время город, как показывает само название ( город, огороженное, укрепленное место), имел совершенно иное назначение. В самом деле, как мы видели, в Москве промышленная и торговая жизнь кипела вне городских стен, в посадах и слободах, населенных множеством ремесленников. Последние и по своему положению, и по правам сливались с жившими здесь же с ними и не уступавшими им по численности земледельцами. Только в XVI веке государство решило установить различие чисто фискальное, сводившееся не к различию между двумя категориями населения, а между двумя местами жительства: горожане должны были платить больше, чем поселяне. Реформа, очевидно, не имела своей целью установить между плательщиками какую-либо органическую связь. Единственной задачей правительства здесь, как и в других местах, было создать высший оклад налогов и сделать его неподвижным. Политико-экономические идеи правительства были слабы и ошибочно далеки от того, чтобы способствовать увеличению этого источника доходов; оно его, напротив, парализовало, повышая налоги. Оно ставило на каждом перекрестке таможенного надсмотрщика и на каждом углу улицы сборщика, монополизировало для выгоднейшей эксплуатации все отрасли промышленности и торговли, начиная с продажи ржи, овса, вообще зерновых продуктов, приготовления пива, кваса и других напитков.

И нигде никто здесь не защищается, не замечается ни малейшего следа борьбы против этого постепенного захвата. Случай со Псковом и Новгородом чисто политического характера. Между тем элементы оппозиции были. С самых отдаленных времен торговля была в чести в стране и считалась благородным занятием. Предприятия варягов, как и древних славянских князей, имели одновременно военный и торговый характер. Герои национальных былин – Садко, Соловей Будимирович, Чурила Пленкович, Васька Буслаев – воплотили этот двойственный тип торгового дельца и отважного авантюриста. Оппозиционные элементы были, но недоставало корпоративного духа. Купец, розничный торговец, и гость , оптовый, оба занимаются коммерцией, но однако они также склонны и к другим занятиям и часто предаются им.

С другой стороны, профессиональная специальность, которой они обязаны своим именем, не ограничивается только ими. Торговлей с увлечением занимаются все: крестьяне, монахи, военные, важные сановники – занимаются до того времени, когда государство, под давлением одной и той же заботы, не разделит функции, чтобы лучше разложить и закрепить повинности. Это будет делом XVII века. Но и тогда будет еще только одним полком больше в великой армии, больше узников в великой темнице, а корпорации все-таки не будет; они создадутся позже указами Петра Великого и Екатерины II. До них история не создаст этого. Таким образом разобщенные социальные элементы после падения Пскова и Новгорода, поглощенных великой военной державой, лишились единственных центров, где могли достигнуть более или менее значительного сплочения. Эти элементы подверглись общей участи закрепощения, так как были бессильны выполнить ту роль, какую городские общины Запада блестяще выполнили в высшем культурном движении.

Оставалась церковь. Я сейчас покажу, почему и она, под действием тех же причин не могла идти по следам своей западной соперницы.

Благодаря обаянию, вытекающему из деятельности церкви в стране сильной веры, и тому, что она была единственной хранительницей и рассадницей знания и, кроме того, обладала большими материальными средствами, ей удалось достигнуть значительного могущества. Заключая в себе в начале XVI века десять епархий: Московскую, Новгородскую, Ростовскую, Вологодскую, Суздальскую, Рязанскую, Смоленскую, Коломенскую, Зарайскую и Пермскую, она пользовалась в своем ведомстве обширной юрисдикцией. Агентами ее в данной сфере деятельности являлись церковные должностные лица, а также и уполномоченные светские – бояре, епископские дьяки, наместники, судьи. Отправление суда в то время было связано с обложением тяжущихся сторон известными пошлинами: по образцу светского суда и церковный эксплуатировал население. Порядок этот основывался на частноправовом взгляде на государство. Он давал церкви возможность усилить свои средства, но не увеличивал ее морального авторитета. Правда, порядок этот должна была затронуть реформа, создававшая в XVI веке разные административные центры из самоуправляющихся общин. По примеру того, что совершалось в области управления гражданского, были введены выборные и присяжные старосты также и во всех областях церковного ведомства; в то же время церковное судопроизводство оставалось отделенным от гражданского. Но это начинание имело кратковременный характер. Государство испробовало его совершенно случайно, подчинившись либеральным веяниям, шедшим с Запада. Но оно, как мы увидим, скоро вернулось на путь своего деспотизма, и церковь, подчинявшаяся одному порядку, последовала за правительством и при другом. Она постепенно сливалась с соперничавшей властью государства, пока не произошло почти полного совпадения их органов, функций и ведомств. Между тем церковь не лишена была средств, чтобы отстоять и сохранить свою независимость. Вплоть до управления имуществом, ее прерогативы были равны царским. Церковные земли, с точки зрения административной и судебной, были совершенно независимы от правительственной власти. Исключение составляли только некоторые уголовные дела – воровство, убийство, разбой. А земли ее были слишком обширны. Неравномерно распределенные, но постепенно возраставшие богатства духовенства белого и черного, последнего в особенности, превосходили богатства всех других классов. Рассеянные в пятнадцати епархиях митрополичьи владения приносили в конце XVI века до 3000 рублей дохода.