Николай Суханов - Записки о революции

Но все же 13-го числа при помощи истерики Керенский «изнасиловал» советских министров. И «весь кабинет предоставил свои портфели в распоряжение Керенского». То есть попросту согласился на то, чтобы Керенский заново составил министерство, как ему заблагорассудится.

Зарвавшийся «премьер» понял это en toutes lettres [130]и немедленно приступил к делу. В тот же день и в первую голову он обратился к кадетам; но так как кадеты были партией надклассовой, общенациональной, то Керенский, знающий толк в общественных отношениях, обратился еще к объединенной классовой организации крупнейшего отечественного капитала – к «Совету съездов» и к «Совету всероссийского союза промышленности и торговли». Однако он обратился не в официальные органы, а персонально к лидерам кадетов и биржевиков. Тонкий политик поступил так потому, что он желал создать вполне независимое правительство, свободное решительно от всяких влияний, чтобы ни одна организация не могла навязывать ему свою волю. Превосходно! И кадеты и биржевики стремились совершенно к тому же. И они «в принципе» согласились с полной готовностью, едва сдерживая свой бурный восторг по поводу такого оборота дела.

Конечно, они не только согласились. Они, можно сказать, вцепились в открывшиеся перспективы власти – в обстановке послеиюльских реакций. Воскресли все их былые надежды. Тут надо не упускать своего, но держать ухо востро и смотреть в оба!.. Кадеты немедленно потребовали гарантий независимости, формального разрыва с Циммервальдом (?) и… удаления Чернова, против которого шла бешеная травля все эти дни, бешеная, но никого не убеждавшая, так как наемные перья, не знавшие, что, собственно, сказать, говорили самые несуразные вещи.

Требования кадетов, кроме ликвидации Совета как фактора политики, означали и перемену правительственной программы. Керенский замялся. Тогда кадеты уступили. Их Центральный Комитет больше не требовал удаления Чернова. Но вот горе какое: сами кадетские кандидаты в министры – Кокошкин, Астров и Набоков – ни за что не соглашались делить власть с эсеровским лидером…

В ночь на 15 июля Керенский, по сообщению газет, вел переговоры о портфелях со следующими лицами: с Кишкиным (внутренних дел), с Новгородцевым (просвещения), Набоковым (юстиции), Астровым (государственного контроля), Кокошкиным (исповеданий), Третьяковым (торговли и промышленности), Авксентьевым (земледелия) и Плехановым (труда)… Первые пятеро были кадеты, шестой – кандидат биржи, как таковой, в дополнение к Терещенке… Советским представительством в этом проекте новой коалиции, как видим, и не пахнет. Вся революционная демократия представлена такими странными кандидатами, как Авксентьев и Плеханов. Что же касается советского лидера, бывшего столь необходимым в правительстве два месяца назад, то ныне, в тот самый момент, когда он сочинял свои циркуляры, преподающие всей России лояльный образ действий, в этот самый момент его жалкие ризы были с него уже содраны, и их примерял на себя махровый кадет Кишкин. Общая картина положения была совершенно ясна…

При виде этой картины Церетели почувствовал себя неловко. Этому не могла помешать даже вся его беззаветная преданность идее буржуазной революции. И Церетели рискнул выступить с такого рода публичным заявлением (через комитет журналистов): «Муссируемые в последние дни печатью слухи о кризисе Временного правительства и о возможности пересмотра его программы совершенно не соответствуют действительности. Плодом фантазии являются и сообщения о предстоящих будто бы перетасовках в правительстве. Ввиду исключительной серьезности положения Временное правительство действительно желало бы привлечь в свой состав новых лиц из тех кругов, которые готовы стать на почву общенародной платформы 6 мая или 8 июля. Переговоры велись не с партиями, а с деятелями, которые могли бы полностью и без урезок принять программу правительства. Если таких лиц не окажется, правительство будет в нынешнем составе продолжать бороться за спасение страны… Это есть мнение всего правительства», – категорически подчеркнул в заключение советский лидер.

Что и говорить – положение было неприятное. Однако подобные заявления не были достойным выходом из него. Газеты сообщали не слухи, подлежащие опровержению, а факты, которые опровергать было нельзя. В номере «Речи» от 16 июля (как и в других газетах) непосредственно под заявлением Церетели красуется ответ Керенскому вышеназванных организаций торгово-промышленного класса. Ответ содержал минимальные условия, при которых наш трестированный капитал соглашался осчастливить страну и революцию своим участием в кабинете: 1) «Вся власть Временному правительству – оно не делит ее ни с какой общественной, классовой или политической организацией в стране»; 2) Боевая мощь и железная дисциплина – до конца; 3) «Не место в правительстве лицам, представляющим лишь самих себя, за которыми нет опоры в общественном мнении и доверия страны»; 4) Временное правительство не вправе предпринимать коренную ломку существующих социальных отношений до Учредительного собрания; те лица, которые… «не в силах поступиться своими партийными требованиями, не входят в состав правительства»; 5) «Промышленность и торговля имеют государственное значение, – недопустимо разрушение этих устоев хозяйственной жизни»… и т. д. Здесь очень хорошо выражена позиция буржуазии в период контрреволюционной весны.

Тогда же опубликовали свой ответ и кадетские кандидаты в министры. Но надклассовая партия тут, конечно, ничего прибавить не могла – разве только красок. Так, гг. Астров, Кишкин и Набоков требовали ответственности «исключительно перед своей совестью». Во внутренней политике общенациональные интеллигенты требовали, чтобы все основные социальные реформы и разрешение вопросов о форме государственного строя (позвольте, но ведь они недавно высказывались за республику!) были безусловно отложены до Учредительного собрания, а во внешней политике дело укладывается в очень простую формулу «полного единения с союзниками».

Еще кадеты настаивали в особом пункте, чтобы «выборы в Учредительное собрание были произведены с соблюдением всех гарантий, необходимых для выражения подлинной народной воли». Это означало, что кадеты предполагали отложить Учредительное собрание ad calendas graecas; [131]спекулируя на дальнейшем углублении реакции и лелея перспективы буржуазного большинства (не в пример органам самоуправления), кадеты в последнее время взялись кричать на всех перекрестках, что это немыслимое дело – созвать со всеми «гарантиями» Учредительное собрание к 30 сентября…