Николай Суханов - Записки о революции

Гарнизон встряхнулся при первом известии о действительной опасности. И этого можно было достигнуть только силами демократических организаций. Правительство с его «неограниченными полномочиями» тут ровно ничего сделать не могло.

Но оно сделало то, что ему было доступно. Правительство в тот же самый день выработало «особое положение об управлении Петроградом» в связи с событиями на фронте. Это «положение» состояло в том, что гражданское управление Петербурга поручается органу с чрезвычайными полномочиями – генерал-губернатору. А военное управление подчиняется Верховному главнокомандующему Корнилову . Так! Очень хорошо…

Далее. За дело защиты Петербурга взялись не только солдаты, но и рабочие. Вечером того же 22-го числа в Смольном собрались опять большевистские фабрично-заводские комитеты вместе с представителями профессиональных союзов. Ораторы во главе с Лариным требовали гарантий, что пролетариат, бросивший свои силы на оборону столицы, не явится игрушкой в руках контрреволюции; в качестве этих гарантий необходимо удаление реакционных генералов, контроль над штабом округа, вооружение рабочих, создание кадров гражданской милиции и т. д.

Было бы совершенной нелепостью думать, что все эти меры были излишни и не были действительно необходимыми. Недаром по поводу этих предложений так неистовствовала на другой день буржуазная пресса… Но вместе с тем, будучи в большинстве, ответственные большевистские ораторы (Шляпников, Залуцкий и другие) горячо призывали к сплочению и к уничтожению той пропасти, которая давно образовалась между петербургским пролетариатом и капитуляторским ЦИК.

Этот ЦИК также собрался в пленарном заседании 24-го числа, после очищения Риги. Полномочный «общенациональный» орган, как видим, далеко не так спешил, как местные столичные более «партийные» и «классовые» – рабочие и солдатские организации. Проводя много времени в Лесном, я не был в описанных заседаниях полковых комитетов, рабочей секции и фабрично-заводских ячеек. Но в заседание ЦИК – в большом зале Смольного – я попал. Там министр Скобелев призывал оставить принцип «поскольку-постольку» и забыть обо всем, кроме содействия правительству в деле обороны. Затем Богданов предложил резолюцию примерно о том же, намечая вместе с тем конкретные меры борьбы с внешней опасностью. Однако эта резолюция все же настаивает на немедленном выполнении программы 8 июля, требует борьбы с контрреволюцией и протестует против клеветы на армию.

Богданов выразил уверенность, что критическое положение на фронте заставит и левых забыть обо всем, кроме обороны. Я, однако, не так понимал задачи момента и свои собственные задачи. Во время доклада я подошел к еще незнакомому наличному лидеру большевиков – Володарскому, чтобы столковаться и совместном выступлении. Но был изумлен его горячим заявлением о солидарности его фракции с докладом и с предлагаемой резолюцией. Я отошел, немного шокированный и оставаясь при своем.

Володарский, выступая от имени своей фракции, открыл прения оборонческой речью. Он заявил, что в настоящий момент дело обороны – самое важное и большевики готовы принести для него все жертвы: пусть только правительство перестанет колебаться и определенно обратится за помощью к народным массам.

Получив слово, я, со своей стороны, не возражал ни против мер обороны, ни против резолюции. Но я определенно признал ее недостаточной и затемняющей корень вещей. Я требовал дополнения ее категорическими требованиями немедленных мирных выступлений русского правительства. В ответ на шум и протесты я заявил, что именно теперь об этом уместно вспомнить более чем когда-либо: на рижском фронте мы пожинаем плоды нашей общей политики и саботажа мира. И впредь дело обороны будет проиграно, если не будет развернута действительная борьба за мир.

Уж и досталось мне за эту речь и в печати, и в среде «мамелюков»! Мне ставили в пример Володарского, который оказался на высоте момента… Сейчас дело не в том, кто прав, кто виноват. Но, во всяком случае, верховный советский орган, конечно, оказался на высоте задач обороны . И большевики были солидарны с меньшевистско-эсеровским блоком в оценке этих задач.

Как же реагировало на это, со своей стороны, правительство Керенского? Так, как было доступно его разуму, его межклассовому положению и его техническим возможностям. В тот же день вместе с погромной суворинской газетой, обслуживающей столичные подонки, оно закрыло «Пролетарий », центральный орган большевистской партии, за которой шел весь петербургский пролетариат. Все это было под ураганное улюлюканье тысячеголосых газет и ораторов объединенной плутократии.

25 августа собралась в Смольном солдатская секция. Она должна была обсуждать вопрос о перевыборах Совета. Но этот вопрос был вытеснен другим. Секции было доложено, что расформирование некоторых полков, принимавших участие в июльском восстании, штаб решил приостановить. Вместо того он только что издал приказ о выводе этих полков из Петербурга в полном составе. Представители солдатской секции в штабе ставят вопрос: чем это вызвано?.. Присутствовавший в заседании помощник командующего округом капитан Козьмин дает компетентное разъяснение. Штаб распорядился вывести бывшие повстанческие полки, с тем «чтобы они загладили свое участие в событиях 3–5 июля»… Очень хорошо.

Чисто политический характер этой меры был вполне очевиден. Ведь если требовалось подкрепление на фронте, то нельзя же было выбирать для этого наиболее «разложившиеся» большевистские полки. Ведь они же могли только повредить в боях. Если не допускать, что июльские полки отправлялись на фронт специально для содействия разгрому, то, стало быть. приказ об их выводе был подписан рукой чистейшей контрреволюции. Морально-педагогическое объяснение капитана Козьмина не было особенно мудрым и убедительным.

По все же и при таких условиях солдатская секция не стала оспаривать приказа. Она потребовала от полков беспрекословного подчинения. И это – ввиду рижских событий – был первый случай массового удаления из столицы революционного гарнизона: до сих пор уводились только отдельные части, «маршевые роты»… Секция подчинилась, указав только в своей резолюции на «необходимость объединения деятельности штаба с военным отделом Совета».

Но кроме того, секция дала еще урок военного такта и патриотизма тому же Козьмину, выражавшему позиции всей гнусной буржуазно-«патриотической» банды. Резолюция секции считала необходимым отметить, что «отправление на фронт ни в каком случае не может считаться наказанием и выполнение воинских обязанностей должно быть возлагаемо на полки вне всякой зависимости от их политических выступлений».