Николай Суханов - Записки о революции

Между тем в Смольном стал собираться на экстренное заседание Совет. Депутаты собрались кое-как. Большинство их митинговало по заводам и другим местам. Но не в депутатах было дело. Дело было опять в представителях полков, которых снова собрали в экстренном порядке… К ним прилетел Троцкий, который и разъяснил им новое положение дел. Штаб, оказывается, не согласен подчиниться контролю Военно-революционного комитета. Не правда ли, это очень странно?.. Но так или иначе это обязывает к «дальнейшему шагу».

Дальнейший шаг был предложен и сделан в виде телефонограммы, немедленно разосланной по всем частям гарнизона. Телефонограмма была дана от имени Совета и гласила:

«На собрании 21 октября революционный гарнизон Петрограда сплотился вокруг Военно-революционного комитета, как своего руководящего органа. Несмотря на это, штаб Петроградского военного округа не признал Военно-революционного комитета, отказавшись вести работу совместно с представителями солдатской секции Совета. Этим самым штаб порывает с революционным гарнизоном и с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Порвав с организованным гарнизоном столицы, штаб становится орудием контрреволюционных сил. Военно-революционный комитет снимает с себя всякую ответственность за действия штаба… Солдаты Петрограда! Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством Военно-революционного комитета. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, не действительны. Все распоряжения Совета на сегодняшний день – День Петроградского Совета остаются в полной своей силе. Всякому солдату гарнизона вменяется в обязанность бдительность, выдержка и неуклонная дисциплина. Революция в опасности! Да здравствует революционный гарнизон!»

В этом документе предпосылки вполне пустопорожни и никчемны; это только страшные агитационные слова с очень наивным содержанием. Но выводы крайне существенны: гарнизону не исполнять приказаний законной власти.

Это уже был определенно акт восстания . Теперь враждебные действия были определенно начаты перед лицом всего народа… Но, не правда ли, вместе с тем были двинуты войска для занятия штаба, вокзалов, телеграфа, телефона и других центров столицы? А также были отправлены отряды для ареста Временного правительства? Ведь нельзя же определенно и недвусмысленно перед лицом страны и армии объявить войну и не начинать боевых действий в ожидании, пока инициатива перейдет в руки неприятеля.

Однако дело было именно так. Война была объявлена в терминах, не допускающих сомнений, а боевые действия не начинались. Никто не покушался ни на штаб, ни на Временное правительство… Мягко выражаясь, это было не по Марксу. И все же такой образ действий оказался вполне безопасным.

Получив объявление войны, но не будучи ни арестован, ни связан в своих действиях, взял ли штаб инициативу в свои руки? Бросился ли он на мятежников в последней отчаянной попытке отстоять государство и революцию от антигосударственных большевиков?.. Ничего похожего штаб не сделал.

Вместо боевых действий Полковников назначил заседание в штабе. На него были приглашены представители ЦИК, Петербургского Совета и полковых комитетов. Из Смольного на это заседание прислали известного большевистского прапорщика Дашкевича с двумя-тремя представителями только что закончившегося гарнизонного собрания. Дашкевич без долгих разговоров повторил постановление этого собрания, то есть содержание приведенной телефонограммы: все распоряжения штаба должны контролироваться, без чего выполняться не будут… А затем делегация Смольного удалилась, не пожелав выслушать противника.

В штабе начали судить-рядить, что делать. Немногочисленные представители гарнизонных комитетов докладывали о настроении своих частей. Они, конечно, не могли сказать ничего утешительного для начальника округа. Но тогда (см. газеты) представители штаба стали утешать сами себя: ведь конфликт произошел из-за неутверждения комиссара; это ничего; это произошло только потому, что уже раньше был утвержден избранник ЦИК. Как-нибудь уладится… В газетах затем читаем: «После непродолжительного обмена мнений никаких определенных решений не было принято; было признано необходимым выжидать разрешения конфликта между ЦИК и Петроградским Советом» («Речь» № 250).

Очень хорошо. Но как же в самом деле: были ли большевики робки, несознательны, корявы, или они знали, с кем имели дело? Был ли с их стороны преступно-легкомысленный риск, или они действовали наверняка?

Заседание в штабе состоялось уже вечером. Одновременно с Дашкевичем, направлявшимся в штаб, из Смольного выехала группа товарищей – небольшевиков, примиренчески настроенных. В их присутствии была принята мятежная телефонограмма. Они видели, что смягчить формы кризиса можно только немедленным соглашением советских партий – на платформе немедленной ликвидации керенщины. Из Смольного эта группа бросилась искать лидеров советских партий. И она нашла их в Мариинском дворце.

Мы заседали там в междуфракционном совещании, отыскивая общую формулу по внешней политике. Люди из Смольного прервали нас. Они рассказали о чрезвычайных событиях, происшедших в эту ночь и сегодня днем после бесчисленных, решительных, многотысячных митингов Дня Совета. Люди из Смольного, в числе которых помню Капелинского, поставили вопрос: что делать?.. Но ведь мы знаем со слов «Известий»: «Члены ЦИК были безусловно на стороне Керенского…» Во всяком случае, сейчас в Мариинском дворце случайная группа ни до чего не договорилась. Да и подлинно ли серьезно дело? Авось…

Тем временем командующий округом Полковников снова докладывал о новом положении министру-президенту. Керенский и другие министры вновь выдвигали вопрос об окончательной ликвидации Военно-революционного комитета: «Самая идея его организации является прямым вмешательством в компетенцию военных властей». Но… Полковников убедил подождать: с Военно-революционным комитетом ведутся переговоры об «увеличении числа представителей Совета при штабе, соглашение возможно». Было решено «пока ограничиться требованием отмены телефонограммы».

Глупо? Непонятно? Оперетка?.. Да, но вы забываете, что в апреле было то же…

Однако Керенский после ночного заседания правительства отправился из Зимнего в штаб и провел там ночь за работой. Он собирал силы на случай «выступления большевиков». При этом премьер сотрудничал с начальником штаба округа генералом Багратуни: командующий Полковников возбудил недовольство Зимнего своей нерешительностью…