Николай Суханов - Записки о революции

В начале первого часа я шел в Мариинский дворец. Не могу вспомнить, откуда именно я шел. Но путь мой лежал через Невский и Мойку. На улицах было оживленно, но не тревожно, хотя все видели начавшееся «выступление»… Однако магазины частью были закрыты, частью закрывались. Банки, едва начав, кончали свои операции. Учреждения не работали. Может быть, тревога не замечалась потому, что «выступление» оказалось с виду совсем не страшным. Нигде не было по-прежнему ни свалки, ни пальбы.

На середине Мойки я уткнулся в цепь, заграждавшую дорогу. Что это была за часть, не знаю – «не мастер я полки-то разбирать». Может быть, тут были и пулеметы: глаз за революцию так привык к таким картинам, что не замечал этих страшных вещей. Но, во всяком случае, солдаты, скучая, стояли вольно и притом негусто. Не только для организованной воинской силы, но и для толпы эта цепь не была страшной. Деятельность ее заключалась в том, что она не пропускала прохожих.

Я, однако, проявил настойчивость. Тогда ко мне подлетел командир – из новых, выборный и доверенный. Я имел при себе разные документы, и в том числе синий членский билет Петербургского Исполнительного Комитета за подписью председателя Троцкого. Но я предъявил билет контрреволюционного Предпарламента, заявив, что я туда и иду. Это показалось командиру убедительным. Он не только охотно приказал пропустить меня, но предложил дать мне в провожатые солдата: ибо, по его расчетам, до Мариинского дворца меня должна была остановить еще одна цепь. От провожатого я отказался, и, насколько помню, больше меня не остановили. Командир же, отпуская меня, был не прочь побеседовать и говорил так:

– Непонятно!.. Приказали выступить. А зачем – неизвестно. Свои же против своих. Странно как-то…

Командир сконфуженно ухмылялся и, видимо, на самом деле не улавливал сути происходящего. Сомнений не было: настроение нетвердое; никакого настроения нет, такое войско драться не станет, разбежится и сдастся при первом холостом выстреле. Но некому было выстрелить.

Я подошел к Мариинскому дворцу. У подъезда-галереи стоял грузовик. А в самой галерее меня встретила группа матросов и рабочих, человек 15–20. Кто-то из них меня узнал. Обступили и рассказали, что они только что разогнали Предпарламент. Во дворце уже больше никого нет, и меня они туда не пустят. Но они меня не арестуют. Нет, я им не нужен. Членов ЦИК они вообще не тронут. А вот не знаю ли я, кстати, где Временное правительство? Они его искали в Мариинском дворце, но не нашли. Министров они бы обязательно арестовали, но только не знают, где они. А попадись им Керенский или кто-нибудь!.. Впрочем, беседа была вполне благодушная.

В Предпарламенте же без меня дело было так. Все произошло очень просто. Депутатов к полудню собралось немного. Вместе с журналистами они обменивались новостями. Занято одно, занято другое… Вдруг обнаружилось, что выключены телефоны Мариинского дворца. Смольный совсем хорошо воспринял вчерашний урок Зимнего… Кускова рассказывает в одном углу, как арестовали Прокоповича и повезли в Смольный, но не хотели арестовать ее. Авксентьев рассказывает в другом углу, что Керенский ненадолго поехал на фронт и скоро вернется.

Но заседание не начиналось. Совещались по углам фракции. Потом собрался расширенный «совет старейшин». Поставили, как всегда, роковой вопрос: что делать? Но решить не успели. Сообщили, что к Мариинскому дворцу подошли броневик, отряды Литовского и Кексгольмского полков и матросы гвардейского экипажа. Они уже расположились шпалерами по лестнице и заняли первую залу. Командиры требуют, чтобы помещение дворца было немедленно очищено.

Впрочем, солдаты не спешили и никакой агрессивности не проявляли. «Совет старейшин» успел наскоро обсудить новую ситуацию и выработать резолюцию для пленума. Затем «старейшины» явились в зал заседании, где виднелась сотня депутатов. Президент предложил постановить: 1) «совет республики» не прекратил, а временно прервал свою деятельность, 2) в лице своего «совета старейшин» «совет республики» входит в «Комитет спасения», 3) председателю поручается выпустить воззвание к народу, 4) депутатам не разъезжаться и собраться при первой возможности. Затем, конечно, был выражен протест против насилия, и, наконец, 56 голосов против 48 при двух воздержавшихся решили, уступая насилию, разойтись по домам.

Солдаты и командиры терпеливо ждали. Депутаты, выполнив свои. дела, стали расходиться…

Никакого эффекта и драматизма во всем этом, как видим, не было, так и говорили очевидцы. Вы скажете: термидорианцы проявили гораздо больше энергии и достоинства в день 18 брюмера. Но то была революционная буржуазия, и она всегда открыто исповедовала это. А у нас буржуазия с первого дня была в стане контрреволюции и всегда тщательно скрывала это. Правая часть Предпарламента вотировала против добровольного «временного» роспуска. Но на большее не пошла. Не те были традиции и не тот дух. Левая же часть при всем своем моральном возмущении находилась в политически трудном положении. С одной стороны, нельзя беспрекословно подчиниться приказу Смольного. С другой – нельзя плечо с плечом с генералом Алексеевым, без всяких разговоров отражать грудью натиск большевиков.

Пожалуй, самое интересное было при выходе депутатов, спускавшихся с великолепной лестницы между шпалерами матросов и солдат. Начальники отряда требовали депутатские билеты и с необыкновенной тщательностью рассматривали их – и наверху, и у самого выхода. Предполагали, что будут аресты. Кадетские лидеры уже были готовы ехать в Петропавловку. Но их пропускали с полнейшим, даже обидным равнодушием. Неискушенная новая власть исполняла только букву приказа, данного спустя рукава: арестовать членов Временного правительства. Но ни одного министра тут не было. Что тут делать? А ведь их очень нужно арестовать. Выпустив без внимания Милюкова, Набокова и Других козырей корниловщины, командиры набросились на правого меньшевика Дюбуа; в его документах значилось: товарищ министра труда. Один попался!.. Но возникли споры. Ведь это социалист, сидел в тюрьмах и т. д… Солдаты упирались: было очень нужно добыть министра. Но позвольте же, ведь этот Дюбуа в корниловские дни арестовал на фронте Гучкова! Перед этим не устояли и отпустили странного министра… Но где же остальные? Очень бы их нужно, и никто не знает, где они?..

Да, вот где они? Это хорошая загвоздка для Военно-революционного комитета.

От Мариинского дворца я отправился в Смольный… На Морской никакой цепи нет. У Невского, около арки, восходящей на дворцовую площадь, говорят, что у дворца прочно засели юнкера и будто бы стреляли. Я не слышал ни одного выстрела… Но ходили туда и сюда какие-то отрядики. На улицах становилось, кажется, все более оживленно. Винтовки могли начать стрелять сами. Но настроение не было боевое. Винтовки не стреляли.