Павел Ковалевский - Император Павел I

Находясь не у дел, великий князь начертал в особенной записке свой взгляд на положение государства с указанием мер к его исправлению. Этим сочинением своим, говорит Шильдер, великий князь в глазах матери окончательно уронил свою политическую правоспособность. Екатерина ставила выше всего интересы государства, приносила им в жертву все другие соображения и чувствования и эти начала руководили ею и при решении в данном случае. Признавая невозможным переубедить сына, она оставила наследника в стороне от дел. Не могло это хорошо отозваться и на Павле. Он еще больше замкнулся в себе, предался солдатчине, на все смотрел сквозь темные стекла, раздражительность и подозрительность усиливались, а «минуты просветления становились все реже и реже»… Екатерина стала утешать себя надеждою на внука. Павел тоже питал надежды только на будущее, мечтая сокрушить все то, что создавала его мать. «Поведение великого князя, – пишет английский посол, – в последнее время во многих отношениях до того напоминает действия его отца, что внушает лицам, имеющим возможность судить об этом, неприятные опасения относительно того, каким образом со временем он станет употреблять свою власть».

Великая княгиня Наталия Алексеевна скончалась. Это вовсе не опечалило великого князя. Семейная жизнь была слишком несчастна, и княгиня не заслужила сожаления мужа. Супруга наследника престола скончалась, не оставив наследника. Нужно было искать другую супругу, и великий князь пустился на поиски. Для этого он поехал в Берлин прежде всего поклониться своему кумиру – Фридриху Великому, а затем лично ознакомиться с предназначенной ему в супруги Доротеей Виртембергской. Вот как ее описывает матери из Берлина великий князь: она недурна собой, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно… Насколько Павел восторгался Фридрихом, настолько же Фридрих не был очарован Павлом. «Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило тех, которые знают Россию, опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором он мог подвергнуться участи отца», – высказался Фридрих.

Гордость и высокомерие Павла хорошо выражены в мнении Thiebault, видевшего его в Берлине: «… вообще высокопоставленные люди наклоняются очень мало, они предоставляют нам сгибать свое тело, причем и сами немножко наклоняют голову, великий же князь поступал совершенно наоборот: он взглядывает на того, кто ему кланяется, и, не наклоняя головы, подымал ее выше…»

Поездка Павла в Берлин и поклонение Фридриху еще более подлило масла в огонь обуревавшего его милитаризма. Несмотря на все старания Н. И. Панина уничтожить или понизить эту страсть, несмотря на систематические старания всех окружающих противодействовать воинским затеям Павла, несмотря на заботы о том же Екатерины, Павел настойчиво проявлял ее. Посещение Берлина в этом отношении очень гибельно повлияло на него. Прусская дисциплина, выправка, муштровка, весь казарменный строй – все это одуряющим ядом подействовало на ум Павла. Это обстоятельство поселило еще больший разлад между матерью и сыном.

Вскоре по возвращении великого князя в Россию приехала сюда и принцесса Виртембергская, которая вступила в брак с Павлом под именем Марии Феодоровны. Это был идеал чистоты, доброты, кротости и любви. Было не диво, что и великую княгиню полюбили и любили все.

В семье наследника водворилась любовь и тишина, супруги любили друг друга и брак их увенчался деторождением: последовали сыновья Александр, Константин, Николай и др. Сначала великая княгиня умиротворяюще подействовала и на отношения мужа и матери, но затем отношения опять обострились, и великая княгиня навлекла даже на себя недоброжелательство императрицы. «Перед Екатериной начал вырастать образ примерной супруги и строгой, хотя и безмолвной, порицательницы ее как женщины и матери» (Шильдер). Особенно огорчило Павла то, что воспитание сыновей его взяла на себя императрица и вела его по своему усмотрению, а не по воле Павла. Это он счел лишением своих божеских и человеческих прав. Душа его наполнилась гневом и ненавистью и чаша терпения дошла до краев… Перед Павлом возникали видения прошлого… Он представлял себя судиею, карателем и мздовоздателем за совершенное. Но все это он переживал в своей душе, глубоко возмущенный и потрясенный, а по внешности он должен был казаться тихим и покорным. Бессильная злоба, прикрытая смирением, терпеливо выжидала часа воздаяния…

Теперь великий князь отводил свою душу в переписке с друзьями, где подчас проявлял очень неудобные соображения по поводу будущего. Так, в своем письме к Н. И. Панину, который в то время проживал в Дугино, он выражает полное недовольство русскою армиею и намерение завести в России армию иноземную, взяв ее из Польши и Германии.

Желая хоть сколько-нибудь смягчить напряженное состояние двух дворов – большого и малого, придумана была поездка наследника с супругою за границу, разумеется, инкогнито, причем из маршрута их путешествия Берлин был исключен. Граф и графиня Северные посетили Австрию, Италию и Францию, причем случалось, что великий князь и здесь прорывался и позволял себе посторонним лицам высказывать о положении русской империи, своей матери и ее приближенных, о своих планах на будущее чего бы никоим образом не следовало говорить. Так, в Париже Людовику XVI Павел сказал: «Я был бы очень недоволен, если бы около меня находился какой-нибудь привязанный ко мне пудель; прежде чем мы оставили бы Париж, мать моя велела бы бросить его в Сену с камнем на шее», – все это сказано было при большом числе приближенных…

Во Франции Павел подробно осматривал и изучал учебные и благотворительные заведения, искал случая познакомиться с выдающимися представителями науки и литературы. Рыцарские свойства великого князя, развитые в нем воспитанием, отвечали национальному характеру французов: любезность, остроумие и приветливость приводили их в восхищение. Вот отзывы французов о Павле: в наших лицеях, академиях своими похвалами и вопросами он доказал, что не было ни одного таланта и рода работ, который бы не имел права его интересовать, и что он давно знал всех людей, просвещенность и добродетели коих делали честь их веку и их стране. Его беседы и все слова, которые остались в памяти, обнаруживали не только образованный ум, но и изящное понимание всех особенностей нашего языка.

В Италии Павел также обнаружил серьезное внимание к памятникам искусства и художества и всюду производил самое обаятельное впечатление своею любезностью, прямодушием, благородным образом мыслей (Е. С. Шумигорский), хотя иногда и проявлялась и обратная сторона медали в виде злобы и мстительности. Так, в разговоре с герцогом Тосканским во Флоренции Павел выразился, что как вступит на престол, то высечет Потемкина (Брикнер).