Владимир Миронов - Древний Восток и Азия

Эпизод из индийского эпоса Рамаяна

Ведь речь в Махабхарате идет о долгом и тяжком противоборстве двух кланов и родов, противоборстве, которое вылилось в великую междоусобную войну потомков Бхараты в царстве Куру. В основе жестокого конфликта – естественное соперничество близких по крови наследников, которые должны были поделить власть в одном царстве. Такое соперничество, как мы знаем, возникало не только в одной Индии. Свои Пандавы и Кауравы были и есть почти в каждой стране. Родственные кланы больше всего и ненавидят друг друга. Примеры смертельной вражды вы видели в Египте, Месопотамии, Вавилоне, Иудее, Греции и Риме, не говоря уж о Китае, Японии или Турции, где Мехмет II Завоеватель, не колеблясь, пошел на убийство братьев, «чтобы сохранить в мире мир». Такие случаи имели место и в истории России: вспомните хотя бы князей-мучеников Бориса и Глеба.

Сцены из Рамаяны и Махабхараты

Описанное в индийском эпосе, как и эпос Гомера, как и народные эпосы других стран, имели источником вполне реальные исторические события. Поэтому сами же индийцы говорят, «что есть в Индии, то есть в Махабхарате. В ведах также рассказывается о противостоянии сил добра и зла, о борьбе Индры с Вритрой, а в более широком плане – неких космических и небесных сил (богов и асуров). В Индии Махабхарату называют итихаса, что значит «история», «быль», или пурана – «повествование о древности». Историки подчеркивают, что в жизни индийского общества эти эпосы выполняют роль своего рода учебника или учебного пособия. Махабхарата сопровождает индийца в жизни точно так же, как нас, русских, – былины и сказки или китайца – Канон песнопений. В отношении Махабхараты, представляющей исключительное явление в литературе, А. Гхош говорил как о важнейшем акте национального сознания, видя в ней «поэму о себе, написанную всем народом». Он уподоблял ее громадному национальному храму, грандиозный замысел которого раскрывается постепенно, при переходе из зала в зал.

Отважный царь обезьян – Хануман, освободитель Шри-Ланки

Еще одной сокровищницей ярких назидательных примеров стала Рамаяна, созданная неким легендарным мудрецом Вальмики, святым подвижником, который был красноречивейшим из людей. Поэма, как и Махабхарата, появилась в долине Ганга, только не в северной, а в южной ее части, в V–VI вв. до н. э. Сюжет ее прост – похищение Ситы, любимой супруги царевича Рамы, царем демонов-ракшасов Раваной. Рама ищет Ситу, находит ее и освобождает из плена с помощью войска обезьян во главе с хитроумным и отважным советником царя обезьян Хануманом. Возможно, тут (в преломленном виде) был отражен поход Рамы на остров Ланку (Шри Ланка) и борьба индоевропейских племен ариев с аборигенами индийского юга. События, составившие исторический фон поэмы, могли иметь место в XVI–XII вв. до н. э. Если подыскивать сравнения поэме, то ее можно уподобить гомеровской «Илиаде» или храму Тадж-Махал, созданному во имя любви к прекрасной супруге.

Боевая колесница Арджуны

Известный индийский историк Ауробиндо Гхош, говоря об эпосах Махабхарата и Рамаяна, писал: «Мощь структуры, надежность конструкции и метод построения в Махабхарате напоминает искусство индийских зодчих; величие и четкость контуров, богатство красок и декоративность Рамаяны соотносимы скорее с духом и стилем индийской живописи. Изображается здесь то же, что и в Махабхарате, – столкновение божественных и титанических сил в земной жизни, – но в формах чисто идеальных, в откровенно сверхъестественных измерениях, когда и доброе, и злое в человеческих характерах преувеличивается до фантастических размеров». Индийцы органично восприняли сам дух и образы эпосов. Те настолько мощно, позитивно влияют на их психику и организм, что порой в состоянии оказать терапевтическое воздействие, действуя наподобие психотропного лекарства. Махатма Ганди, который в детстве очень боялся духов и привидений, по его словам, сумел избавиться от страхов, часто повторяя Рамаяну по совету няни.

В первой поэме среди изумительных по глубине и красоте отрывков особенно впечатляет озарение, посетившее Арджуну. В минуты высшего напряжения, когда огромные армии, охваченные злобой и ненавистью, несущие груз накопленных за годы противостояния оскорблений и обид, выстроились друг против друга и готовы начать сражение не на жизнь, а на смерть, он вдруг задумался над тем, а ради чего, собственно, ведется эта гражданская война. Как можно убивать родственников и своих учителей? Заметьте, такого вы не встретите ни у греков, ни у римлян, ни у германцев, ни у англо-саксов, ни у кельтов, ни у русских, ни тем более у янки. Везде и всюду голоса ненависти, зависти и обиды оказывались сильнее голоса всепрощения. Конечно, никто не хотел безграничного насилия. Но никто еще не сумел точно определить его границы, и тем более удержаться в их пределах. И вот мы слышим голос мальчика, в чье сердце впилось «страдания жало», когда он увидел, как в огне гибнут змеи, миллионы змей. Потрясенный, он обращается к правителю и жрецам:

Однако и в этом эпосе любовь к жене стала предлогом для ожесточенных битв, как у Гомера похищение прекрасной Елены лишь удобное оправдание (романтическое) для кровавой и безжалостной битвы за Трою. Все это заставляет нас задуматься над общностью судеб человеческих, раз психология и мотивы поведения народов одни и те же в разных частях мира.

Фигура индийской девушки

Эти и другие произведения наполняют культуру Индии удивительной жизненной силой и мыслью, несмотря на фантастичность сюжетов. Шедевры в равной мере близки сердцу простого человека и ученого, политика и воина, торговца и крестьянина. В массе своей через них индиец получает основы образования и воспитания. Поэтому очевидна их этико-воспитательная направленность. Действия и поступки героев указывают индийцам верный путь. Конечно, овладеть этим нелегко, литература дхармашастр включает сотни наименований, иные из которых состоят из многих томов. Она довольно трудна для запоминания. Хотя те же дхармасутры состоят из очень лаконичных фраз-сутр, предназначенных для заучивания наизусть, а шастры – из двустиший-шлок, облегчающих их усвоение. Они способствуют развитию в людях понимания индийских реалий, философских, исторических, социально-политических представлений и знаний. Даже та социальная модель, которая задана ими так давно, как это ни покажется странным, две-три тысячи лет спустя воспроизводится в социальном организме общества. Неру говорит о вневременном значении Махабхараты и Рамаяны: «Я не знаю в какой-либо стране книг, оказавших столь длительное и глубокое влияние на умы масс, как эти два произведения. Созданные в глубокой древности, они все еще являются живой силой в жизни индийского народа. Они представляют типично индийский метод удовлетворения всех людей различного культурного уровня». Схожую картину мы увидим и при изучении классики в Китае.