Петр Аршинов - ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Самодисциплина означала то, что все правила армейской дисциплины вырабатывались избранными комиссиями повстанцев, утверждались общими собраниями армейских частей и соблюда­лись под строгой ответственностью каждого повстанца и коман­дира.

При вхождении в красную армию все эти основания сохрани­лись в махновской армии. Она получила вначале название третьей бригады, затем была переименована в Первую Революционно-По­встанческую Украинскую дивизию, а еще позже получила название «Революционной Повстанческой армии Украины (махновцев)». Политическая сторона в соглашении отсутствовала. Соглашение было исключительно военным. Благодаря этому жизнь района, его общественное и революционное развитие продолжали идти преж­ним путем — т.е. путем самодеятельности трудящихся, не допу­скавших в район никакой внешней власти. Ниже мы увидим, что это послужило единственной причиной вооруженного нападения большевиков на этот район.

Со времени образования районного совета — февраль 1919 г. — район прочно объединился. Идея вольных трудовых советов достигла отдаленных сел района. В создавшейся обста­новке крестьяне медленно подходили к организации этих сове­тов, но всюду они прочно держались за их идею, чувствуя, что они стоят на здоровой почве, на которой только и возможно строительство их свободного общежития. В то же время в районе зрело понимание необходимости непосредственного союза с ра­бочими ближайших городов. Эта связь должна была, минуя го­сударственные органы, идти прямо в рабочую городскую массу, на предприятия, в профессиональные организации рабочих. Она была необходима для укрепления и дальнейшего развития ре­волюции. В районе сознавали, что такая связь поведет к борьбе с государственной партией, которая не уступит так просто своей власти над массами. Но это не казалось большой опасностью, так как объединенные крестьяне и рабочие легко умиротворили бы любую власть. А главное, иных форм союза с рабочими, кроме прямых, ведущих к отставке власти и вызывающих ее сопротивление, и быть не могло. Именно в таком союзе де­ревни с городом и заключалась возможность укрепления и даль­нейшего развития революции. «Рабочий, подай руку», — вот голос гуляй-польских крестьян-революционеров, обращенный к городу. Такой подход со стороны крестьян освободившегося рай­она был единственно разумным. У себя они были абсолютно свободны; собой и продуктом своего труда распоряжались само­стоятельно. Естественно, они хотели видеть в таком же поло­жении городских рабочих и, подходя к ним, конечно, миновали всякого рода политические, государственные и иные непроизво­дящие организации, от которых они успели вдоволь натерпеться прошлом. В то же время они желали, чтобы и рабочий так *е непосредственно подошел к ним.

Вот как ставился в районе вопрос о связи с городскими рабо­чими. Он повсеместно распространялся и обсуждался, становясь ло­зунгом дня повстанческого района. .

Понятно, что при таких лозунгах крестьян политические партии не могли иметь никакого успеха в районе. Когда они выступали в нем с планами государственного строительства, их встречали обык­новенно холодно, нередко с насмешками, как людей, пришедших со своим уставом в чужое хозяйство. Коммунистическая власть начавшая с разных сторон проникать в район, оказалась действи­тельно чужим лицом в нем.

Первое время она надеялась растворить махновщину в рядах большевизма. Это оказалось пустой затеей. Повстанческая масса упорно шла своим путем. Государственные органы большевиков она целиком игнорировала. Разгон чрезвычайных комиссий вооружен­ной рукой крестьян был обычным явлением. В самом Гуляй-Поле власть ни разу не решилась организовать ни одного своего учреждения. В других местах эти учреждения являлись причиною кровавых столкновений между населением и властью. Положение дл« нее в районе создалось очень тяжелое.

Тогда большевики повели организованную борьбу с махновщи­ной и как с идеей, и как с социальным движением.

Выступила прежде всего их печать. Она стала упорно называть махновское движение кулацким, его лозунги — контрреволюцион­ными, его действия — вредными для революции.

Угрозы начали сыпаться по адресу руководителей махновщины и со столбцов газет, и со стороны центральных властей. Район определенно стал блокироваться. Всех направлявшихся в Гуляй-Поле или из него революционных работников стали хватать по дороге. Снабжение повстанческой армии снарядами и патронами сократилось в 5-6 раз. От всего этого веяло недобрым.

На 10 апреля 1919 года Военно-Революционный Совет назначил третий районный съезд крестьян, рабочих и повстанцев. Съезд дол­жен был определить задачи момента и дальнейшее направление революционной жизни района. На съезд съехались делегаты от 71 волостей, представившие массу в 2 с лишним миллиона человек. Работа его прошла крайне оживленно. К сожалению, у нас нет под руками работ съезда. Из них можно было бы видеть, как на­родная масса осторожно и пытливо искала своих путей в револю­ции, своих форм жизни. Под конец своих работ съезд получил телеграмму начальника дивизии Дыбенко, в которой организаторы съезда объявлялись вне закона, а самый съезд — контрреволюци­онным.

Это было первым открытым покушением большевиков на сво­бодный район. Весь съезд великолепно понял смысл его и вынес в резолюции негодующий протест против этого покушения. Протест съезда тут же был отпечатан и распространен по району среди крестьян и рабочих. А несколько дней спустя Военно-Революцион­ный Совет района дал достойный ответ коммунистической власти: (в лице Дыбенко), указав, чем является Гуляй-Польский район в революции и кто в действительности делает контрреволюционное дело. Этот ответ типично представляет одну и другую сторону, &, мы печатаем его целиком. Вот он:

«Тов.» Дыбенко объявил созданный в с. Гуляй-Поле на 10 апр. с.г. съезд контрреволюционным, а организаторов такового — вне закона, к которым должны быть применены, по его словам, самые суровые репрессивные меры. Приводим дословно его телеграмму:

«Из Новоалексеевки № 283, 10 числа 22 ч. 45 мин. По нахож­дении, т-щу Батько Махно, штаб дивизии Александровск. Копия Волноваха, Мариуполь, по нахождению т-щу Махно. Копия Гу-ляй-Польскому Совету:

Всякие съезда, созванные от имени распущенного, согласно мо­его приказа, военно-революционного штаба, считаются явно контр­революционными и организаторы таковых будут подвергнуты самым репрессивным мерам вплоть до объявления вне закона. При­казываю немедленно принять меры к недопущению подобных яв­лений. Начдив Дыбенко.»

Но, прежде чем объявить съезд контрреволюционным, «тов.» Дыбенко не потрудился узнать: от чьего имени и для чего созы­вался таковой, и благодаря этому он объявляет, что съезд созывался от имени распущенного Гуляй-Польского Военно-революционного штабы, а на самом деле таковой созван Исполнительным Комите­том Военно-революционного Совета. Поэтому последний, как ви­новник созыва съезда, не знает, считает ли его «тов.» Дыбенко вне закона.