Петр Аршинов - ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Выше мы говорили, что крестьяне по всему району ожидали общего наступления деникинцев; они готовились к нему, осущест­вив добровольную мобилизацию за 10 лет. Еще в апреле крестьяне разных сел прислали в Гуляй-Поле множество свежих бойцов. Но в районе не было оружия. Даже находившиеся на фронте старые части оставались без патронов и часто переходили в наступление на деникинцев с исключительной целью отбить у них патроны. Большевики, обязавшиеся, в силу договора, доставлять снаряжение повстанцам, уже в апреле приступили к блокаде и саботированию района вооружением. Из-за отсутствия оружия, несмотря на нали­чие добровольцев, не удалось вовремя сформировать свежие боевые части, и теперь район расплачивался за это.

Крестьяне Гуляй-Поля в один день сформировали полк, стре­мясь спасти свое село. Вооружиться пришлось домашними средст­вами — топорами, пиками, отдельными винтовками, охотничьими ружьями и т.д. Они пошли навстречу казачьей лавине, пытаясь задержать ее поток. В 15 верстах от своего села, под с. Святоду-ховкой Александровского уезда, они столкнулись с превосходящими силами донских и кубанских казаков. Гуляйпольцы вступили с ни­ми в ожесточенную героическую борьбу, но пали почти все, вместе со своим командиром — Б. Веретельниковым, рабочим Путилов-ского завода и уроженцем Гуляй-Поля. Громадная волна казачества устремилась тогда на Гуляй-Поле и 6 июня заняла его. Махно со штабом армии и небольшим отрядом при одной батарее отступил на ж.-д. станцию Гуляй-Поле, отстоящую на семь верст от села, но к вечеру пришлось сдать и станцию. На другой день, соргани­зовав все бывшие под руками силы, Махно повел наступление на

Гуляй-Поле, выбил из него деникинцев и занял село. Однако по­дошедшая новая волна казаков заставила его вновь покинуть село. Надо заметить, что большевики, выпустив против махновцев ряд приказов, первые дни держались с ними внешне лояльно, слов­но ничего между ними не произошло. Это была тактика, имевшая целью наиболее верно захватить руководителей махновщины. 7 июня они прислали в распоряжение Махно бронепоезд, прося его держаться до последней возможности и обещая прислать подкреп­ления. Действительно, через день на ст. Гяйчур, отстоящую на 20 верст от Гуляй-Поля, прибыло со стороны Чашшно несколько эше­лонов красных войск; прибыли: военный комиссар Межлаук, Во­рошилов и др. Был установлен контакт между красным и повстанческим командованием, создалось нечто вроде общего шта­ба. Межлаук, Ворошилов находились на одном бронепоезде с Мах­но, совместно с ним руководя военными действиями. Но в это же самое время в руках у Ворошилова был приказ Троцкого схватить Махно, всех ответственных руководителей махновщины, разо­ружить повстанческие части, сопротивляющихся расстрелять. Во­рошилов выбирал более удобный для этого момент. Махно был вовремя предупрежден и сообразил, что ему делать. Он учел со­здавшееся положение, увидел, что со дня на день могут разразиться кровавые события, и искал здорового выхода. Уход свой с поста командующего повстанческим фронтом он считал наиболее здоро­вым выходом. Об этом он заявил штабу повстанческой армии, до­бавив, что его работа в низах повстанчества в качестве простого бойца будет в настоящее время полезнее. Так он и поступил. В| связи с этим он написал мотивированное заявление высшему со­ветскому командованию. Вот оно:

«Штаб 14 армии Ворошилову. Харьков Предреввоенсовет Троц­кому. Москва Ленину, Каменеву.

В связи с приказом Военно-Рев. Совета республики за № 1824 мною была послана в штаб 2-й армии и Троцкому телеграмма, в которой я просил освободить меня от занимаемой должности. Сейчас вторично заявляю об этом, причем считаю себя обязанным дать следующее объяснение своему заявлению. Несмотря на то, что я с повстанцами вел борьбу исключительно с белогвардей­скими бандами Деникина, проповедуя народу лишь любовь к сво­боде, к самодеятельности, — вся официальная советская пресса, а также партийная пресса коммунистов-большевиков распростра­няла обо мне ложные сведения, недостойные революционера. Ме­ня выставляли и бандитом, и сообщником Григорьева, и заговорщиком против советской республики в смысле восстанов­ления капиталистических порядков. Так в № 51 газеты «В Пути» Троцкий в статье под названием «Махновщина» задает вопрос: «Против кого же восстают махновские повстанцы?» и на протя­жении всей своей статьи доказывает, что махновщина есть, в сущности, фронт против советской власти и ни одного слова не говорит о фактическом белогвардейском фронте, растянувшемся более чем на сто верст, на котором, в течение шести с лишним месяцев, повстанчество несло и несет неисчислимые жертвы. В упомянутом приказе № 1824 я обвиняюсь заговорщиком против советской республики, организатором мятежа на манер григорьевского.

Я считаю неотъемлемым, революцией завоеванным правом ра­бочих и крестьян самим устраивать съезды для обсуждения и ре­шения как частных, так и общих дел своих. Поэтому запрещение таких съездов центральной властью, объявление их незаконными (приказ № 1824) есть прямое наглое нарушение прав трудящихся.

Я отдаю себе полный отчет в отношении ко мне центральной государственной власти. Я абсолютно убежден в том, что эта власть считает все повстанчество несовместимым с своей государственной деятельностью. Попутно с этим центральная власть считает по­встанчество связанным со мною и всю вражду к повстанчеству переносит на меня. Примером этому может служить упомянутая статья Троцкого, в которой он, наряду с заведомой ложью, выра­жает слишком много личного, враждебного мне.

Отмеченное мною враждебное, а последнее время наступатель­ное поведение центр, власти к повстанчеству ведет с роковой не­избежностью к созданию особого внутреннего фронта, по обе стороны которого будет трудовая масса, верящая в революцию. Я считаю это величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом и считаю обязанным себя сделать все воз­можное для предотвращения этого преступления. Наиболее верным средством предотвращения надвигающегося со стороны власти пре­ступления считаю уход мой с занимаемого поста. Думаю, что после этого центр, власть перестанет подозревать меня, а также все ре­волюционное повстанчество в противосоветском заговоре и серьез­но, по революционному отнесется к повстанчеству на Украине, как к живому, активному детищу массовой социальной революции, а не как к враждебному стану, с которым до сих пор вступали с двусмысленно подозрительные отношения, торгуясь из-за каждого патрона, а то и просто саботируя его необходимым снаряжением и вооружением, благодаря чему повстанчество часто несло неверо­ятные потери в людях и в революционной территории, которые, однако, были бы легко устранимы при ином отношении к нему центральной власти. Предлагаю принять от меня отчеты и дела.