Жан-Поль Ру - Тамерлан

Существовало мнение, согласно которому Тимур читать и писать не умел. [6] См. ниже, с. 146. Даже если это так, то все равно какое-то образование он получил бесспорно. Беседовал ли он с шейхами, дервишами и имамами, справлявшими молебны в мечетях, точно не известно, но в этом нас со всей очевидностью убеждает благорасположение, каким впоследствии он пользовался в религиозных кругах, а также общение с представителями братств. Не вызывает сомнения то, что ему очень хорошо были ведомы законы шариата. Более поразительным представляется его историческое образование, вероятно, продолженное им в годы зрелости, но основы которого явно были заложены в юности и которому однажды подивился великий арабский историк Ибн Хальдун. Вполне допустима версия, согласно которой Тамерлан имел возможность слушать уважаемых и эрудированных людей и беседовать с ними.

Великий эмир скорее всего проводил большую часть свободного времени в седле (он был отменным наездником), на охоте, а также за шахматной доской. Шахматы на протяжении всей жизни оставались его излюбленным времяпровождением, и очень трудно поверить, что выигрывал он не всегда. Его мастерское владение оружием, его неустрашимость в бою вряд ли были приобретены в какой-либо школе; скорее всего тактические знания он приобрел в потешных боях со своими товарищами, на которых оказывал сильное влияние. [41]

Силу дала Тимуру природа, но он развил ее постоянными упражнениями, благодаря которым наперекор увечности даже в старости по-прежнему являлся одним из выносливейших людей, известных историкам. В его полной жестокостей и приключений жизни неминуемо должно было быть множество подвигов и драм, и это позволяет думать, что сообщения авторов хроник не обязательно неверны. Например, рассказывают, как однажды на псовой охоте ему понадобилось преодолеть ров, перед которым все останавливали своих коней; когда его лошадь отказалась прыгать тоже и встала на дыбы, отчего Тамерлан едва не упал, он перескочил через ее голову и приземлился на другой стороне рва, что, как некое чудо, было отмечено восторженными криками.

О чудесах, связанных с Тамерланом, говорили постоянно — иногда справедливо, порою нет, — ибо ему, похоже, всегда удавалось избегать опасностей, жертвами которых становились другие, и выходить невредимым из самых серьезных переделок. Ему везло неслыханно, и он умел всегда кстати подчеркнуть спасительную роль своей звезды и даже ее приукрасить. То был великий мастер саморекламы и пропаганды: он начинал, а остальное доделывали славопевцы и сказители. Какими бы сказочными их сообщения ни казались, не все они возникли на пустом месте!

Чудеса сопровождали рождение Тимура. Они столько же поразительны, сколько все иные, о которых говорится в связи с приходом в этот мир большей части великих людей, и не всегда представляют собой свидетельства о плодотворности фантазии. Так, повествовали, будто бы в тот день пепел покрыл всю землю. Гораздо интереснее нам представляется почти не обратившая на себя внимание исследователей легенда, согласно которой Тимур появился из утробы матери «с руками, полными крови». В ней нет никаких намеков на учиненные им впоследствии избиения, но она проливает свет (правда, лишь отчасти) на загадочное высказывание в «Сокровенном сказании, монгольской хронике 1240 года» [7] Монголоязычная хроника, написанная в 1240 году, рассказывающая «сокровенную историю» начала монгольской империи. о рождении Чингисхана: «Он родился, держа в руках по сгустку крови, похожему на бабку (бабка — надкопытный сустав животных, используемый в одноименной игре. — Е. С. )». В 1976 году я имел случай объяснять, что сгусток крови является материализованным воплощением куша, особой силы, исходящей от Неба (род души), чья форма в виде бабки указывает на то, что она передается от поколения к поколению. [42]

Светила, сновидения, предзнаменования, предсказания — все указывало на то, что новорожденному было суждено великое будущее. В Чингисову эпоху было в порядке вещей, как, например, сказано у Виллема Рубрука, взывать к «волхвам при рождении ребенка, дабы они предсказали его судьбу», и все указывает на то, что в первой половине XIV столетия так же поступали в караунасских племенах. Совершенно очевидно, что, когда речь заходила о сыновьях вождя, гороскопы плохого сулить не могли. Зато редко можно было услышать предсказание судьбы, из ряда вон выходящей; что до историографов, то они, как и полагается, немного приукрашивали воспоминания.

В их рассказах присутствуют и почтенные шейхи, и, конечно, волхвы, и их более или менее исламизированные последователи, а также толкователи снов и астрологи. Однако наличие последних выглядит неправдоподобным, ибо, невзирая на то, что светила тюрко-монголам известны были плохо, народосмешение привело уйгуров, мусульман, китайцев и одержимых астрологией христиан к необходимости взять на себя роль соперников традиционных специалистов в камлании, гадании по овечьим лопаткам и внутренностям животных, и все тех же онейрологов (толкователей снов).

Именно с последними связано создание образа, скорее всего апокрифичного, двух звезд невиданной амплитуды (олицетворяющих Чингисхана и Тамерлана), якобы вышедших из тела четвертого предка монгольского завоевателя, чтобы пролететь по небосводу и озарить его своим сиянием. Не входя в мифологический репертуар степных народов, он занимает место более классического образа древа, выросшего из пупа некоего предка и простершего свои ветви над всею землею. Что до онейрологии, то это искусство прочно связано с шаманизмом. В продолжение всей своей жизни Тимур постоянно руководствовался приметами и действовал сообразно с видениями и снами. Апокалипсический контекст проявляется у Ибн Арабшаха в приписываемых Тамерлану словах, адресованных юношам-ровесникам: «Время настает. Поклянитесь, что меня не оставите никогда». [43]

Тимуру было приблизительно шестнадцать лет, когда он поступил на службу к эмиру Казагану, считавшемуся «делателем ханов», поскольку именно им были один за другим возведены на трон Угедеид Данишмендия и Джагатаид Баянкули. Именно он являлся настоящим владетелем Трансоксианы, хотя его власть, присвоенная им незадолго до того, надо сказать, незаконно, будучи осуществляема руками государя, являющегося его креатурой, была непрочной и оспаривалась несколькими эмирами.

Тимур сразу же оказался замешанным во все интриги землевладельцев; он выслушивает критику и размышляет об обоснованности претензий; до него доходят слухи о заговорах. Вельможи притворяются, что доверяют ему, но в то же самое время пытаются сделать его соучастником восстания, о котором во время пребывания в Кеше он подумывал сам. В тот период он скорее всего участие в бунте принял бы, но теперь, осознав могущество эмира и слабость его противников, понял, что не стоит вместе с ними пускаться в авантюру. К тому же (присягнув эмиру на верность) как человек чести предателей он ненавидел. Вот почему Тимур донес на заговорщиков и посоветовал Казагану проявить твердость и применить метод, к которому в дальнейшем часто будет прибегать сам, а именно осыпать дарами вельмож, чтобы, завидуя друг другу, они начали состязаться за высочайшее благорасположение. Эмир вознаградил его тем, что поставил командовать одним из отрядов и женил на своей внучке, красавице Альджай, «подобной новорожденной луне и наделенной станом стройным, как кипарис». Она не замедлила одарить Тимура сыном, которого он скромно назвал Джахангиром («тем, кто держит в руках мир»). Думал ли он уже тогда о его будущих победах?