Юрий Мухин - Третья мировая над Сахалином, или кто сбил корейский лайнер?

Два самолеты были сбиты над Сахалином, но ни один из них не был корейским реактивным лайнером. Третий са­молет, летевший над Тихим океаном, не был найден. Это подтверждает факт, что ни одна из этих трех версий не была правильной. Был только один способ узнать истину: изу­чить, в каком направлении дрейфовали обломки авиалай­нера, и принять во внимание время, за которое они достиг­ли Монерона. Это изучение показывает, что рейс 007 не раз­бивался у Монерона.

Аудитория слушала меня очень внимательно. У меня было впечатление, что до сих пор я смог их убедить, но наи­более трудная часть моего выступления была еще впереди. Пока же, основываясь на анализе обломков, я должен был противоречить официальной версии событий. Мне нужно было излагать свои аргументы крайне дипломатично. К со­жалению, я был настолько занят своей речью, что потерял счет времени. У меня оставалось десять минут. Не так мно­го времени для того, что я хотел сделать.

Я начал с замечания, что никаких обломков корейского лайнера не было найдено к северу от Монерона. Если бы я бросил бутылку с молоком или саке, вероятно я бы нашел молоко или саке вместе с битым стеклом на земле, рядом с тем местом, где я бросил бутылку. Именно это застави­ло адмирала Исаму Имамура сделать замечание: «Если мы не найдем никаких обломков от корейского самолета в сле­дующие несколько часов, нам придется предположить, что он не разбивался в этом месте». Ни один обломок KAL 007 не достиг предполагаемого места падения в течение более чем недели после катастрофы. Если бы обломки приплыли на официальное место катастрофы, значит лайнер разбил­ся где-то в другом месте.

Корейский лайнер не разбивался у Монерона. Но где же тогда? Поскольку обломки дрейфовали вместе с течением Цусима Шио, которое течет с юга на север, самолет должен был разбиться к югу от Монерона. Но где именно? Облом­ки самолета, идентифицированные как куски кабины «Бо-инга-747», были найдены в проливе Цугару. Самолет дол­жен был упасть в море рядом с проливом Цугару, замет­но к западу и к югу, для того чтобы обломки могли войти в пролив, в то время как остальные его части продолжали дрейфовать к северу в Японское море, прежде чем достиг­ли Вакканая и Сахалина.

Последние несколько минут я говорил без остановки, мои глаза были устремлены на часы, которые показывали, что мое время истекло. Я закончил тем, что буду рад отве­тить на любые вопросы, и занял свое место под взрыв ап­лодисментов. Пробираясь через толпу, по выражениям лиц, по улыбкам согласия я чувствовал, что аудитория ободрена. Я видел, как они кивками выражали свое одобрение. Сле­дующие 15 минут были посвящены свободной дискуссии, которая служила некоторым переходом между моим высту­плением и речью следующего оратора. Затем высказались

Масуо и Сугимото, добавляя свои комментарии и анализи­руя мои выводы.

Во время последовавшего далее периода оживленной дискуссии я обнаружил, что правительственные заявления все еще способны оказывать некоторое влияние на других людей, даже перед лицом предоставленных мною свиде­тельств. Уважение аудитории к властям все еще перевеши­вало и причинно-следственные связи, и логику. Это впечат­ление было усилено статьями в газетах, вышедшими на сле­дующее утро. Они сообщали о заседании и о моей речи, но их комментарии были использованы для того, чтобы посе­ять сомнения в моих словах. Мне не оставалось ничего ино­го, кроме как продолжать расследование.

После моей лекции на ассамблее Ассоциации я отпра­вился в офис авиакомпании «Шова Эйркрафт», неподале­ку от Токио. Поскольку у меня были контакты в японской авиации, я смог получить рекомендацию от вице-президен­та авиакомпании JAL, главы исследовательского отделения, чтобы встретиться с одним из его друзей, главой инженер­ного департамента в «Шова» и ведущим специалистом от­деления, которое производило ячеистые панели. Я принес с собой несколько кусков с ячеистой структурой, которые нашел на пляжах в Сай и Окушири. Они были немедленно посланы в лабораторию. Анализ показал, что это не облом­ки самолетов-мишеней, как заявляли японские воздушные силы самообороны. Они не были произведены ни в компа­нии «Шова», ни вообще где-либо в Японии. Позднее я об­наружил, что некоторые обломки имели корейскую марки­ровку (KAL 007 (RD7442) был переоснащен в Корее).

Для того чтобы как можно тщательнее все проверить, вскоре после визита в «Шова Эйркрафт» я отправился в штаб-квартиру «Ниппон Фрейхауф», японского произво­дителя контейнеров. Я был представлен другим вице-пре­зидентом JAL, мистером Кондо, генеральному менеджеру «Фрейхауфа», мистеру Макио Язаки, который проработал в JAL тридцать лет, из них последние пятнадцать — возглав­ляя исследовательский отдел ячеистых панелей и контейне­ров. Если кто-то и мог идентифицировать найденные мною обломки, то это мог быть только мистер Язаки.

Изучив обломки, мистер Язаки пришел к выводу, что некоторые из обломков с ячеистой структурой могли при­надлежать переборке панели пассажирского салона. Другие обломки имели все характеристики панели, используемой для грузовых контейнеров, предназначенных для транспор­тировки ценных товаров, доставляемых по воздуху, таких как электронные инструменты, компьютеры и тому подоб­ное. Несколько дней спустя, 11 марта 1993 года, российское правительство передало представителям семей погибших на борту KAL 007 93 фотографии различных обломков. Среди них была фотография куска с ячеистой структурой, иден­тичного обломкам, найденным в проливе Цугару и на ост­рове Окушири. К его поверхности приклеился счет от авиа­компании KAL. Мистер Язаки был прав в своих оценках.

Таким образом, обломки, найденные далеко к югу от Монерона в проливе Цугару, не принадлежали самолетам-мишеням, как об этом заявляли представители JASDF Сре­ди обломков были куски, идентичные найденным на севе­ре и принадлежавшие KAL 007. Некоторые обломки, най­денные на юге, были явно корейского происхождения. Это был материал такого же типа, который используется в боль­ших транспортных самолетах, включая «Боинг-747», ни один другой большой транспортный самолет не терпел катастро­фу в том районе, откуда они были принесены течением.

Заявление JASDF, что обломки на юге принадлежат са­молетам-мишеням, когда на самом деле они никакого отно­шения к мишеням не имели, было первым конкретным сви­детельством, на которое я натолкнулся в моем расследова­нии. Это свидетельство показывало, что кто-то хотел скрыть тот факт, что корейский лайнер разбился не у Монерона, а в 400 милях к югу, неподалеку от города Ниигата. Ниига­та была следующей контрольной точкой на официальном маршруте KAL 007 в Сеул. Таким образом, самолет проле­тел почти весь путь вплоть до контрольной точки, где он мог снова выйти на связь в открытом эфире, как будто на его маршруте не произошло ничего неожиданного. Жаль, что он так и не достиг Ниигаты. Но даже и в этом случае, мне казалось, что есть большая вероятность, что он вел пе­реговоры по радио и после того, когда, как нам было ска­зано, его сбили.