Жорж Блон - Одиссея авианосца «Энтерпрайз»

И вряд ли можно удивляться, что самой частой гостьей в лагере была тропическая лихорадка, или малярия. От нее страдали все без исключения. Но больше всех остальных — летчики. Одного из них приступ малярии застал даже в воздухе — летчик потерял сознание, и самолет разбился. (Кстати, скоро выяснилось, что Браун, тот самый пилот с «Энтерпрайза», которого, как думали его товарищи, съели туземцы-людоеды, на самом деле остался жив. Жизнь ему, оказывается, спасли туземцы. И в знак благодарности летчик с радостью отдал им свою амуницию.) Впрочем, одной лишь лихорадкой тогда не обошлось — на смену ей пришла дизентерия. Больных надо было срочно эвакуировать. Но как? И американцы придумали некое подобие «Токийского экспресса», приспособив под санитарные транспорты старенькие эсминцы, брошенные у берегов Гуадалканала еще во времена первой мировой войны. И эти ветхие на первый взгляд посудины с лихвой оправдали свое новое предназначение: они стали своеобразными «челноками» и связывали Гуадалканал с Нумеа и Эспириту-Санто.

Однако, невзирая на болезни, летчики продолжали регулярно подниматься в воздух и бомбить неуязвимый, вернее, пополнявшийся время от времени «Токийский экспресс». Однажды они подбили крупный японский почтово-пассажирский пароход, водоизмещением 20 000 тонн, переоборудованный в войсковой транспорт. На судне, битком набитом солдатами, вспыхнул пожар. А корабли сопровождения вместо того, чтобы спасать людей с горящего транспорта, бросили их на верную смерть у берегов Гуадалканала. Но не всем кораблям прикрытия удалось уйти из-под удара американских бомбардировщиков — два или три эсминца пошли ко дну, а один или два крейсера получили повреждения. В то время, надо заметить, подсчеты потерь в стане неприятеля велись весьма приблизительно — на глаз: атакующих было мало, и пилоты просто не успевали с точностью оценить результаты налета, тем более что после нанесения удара им приходилось улетать прочь, чтобы не угодить под артобстрел неприятельских корабельных орудий. Тем не менее совершенно точно известно, что в последующие дни пикирующие бомбардировщики с «Энтерпрайза» отправили на дно несколько крупных десантных барж, заполненных целыми войсковыми подразделениями, — японцы подогнали их к острову ночью, под прикрытие пальм, подступавших к самому берегу. Американцы же за это время потеряли, как уже было сказано, 5 эсминцев и авианосец «Уосп», водоизмещением 17 000 тонн, который только недавно сошел со стапелей. Это случилось 15 сентября. «Уосп» шел на выручку конвою, но по пути его торпедировала японская подводная лодка.

Вечером 12 сентября начался очередной артобстрел Хендерсон-Филда, и длился он всю ночь напролет, не прерываясь ни на минуту. Японские орудия смолкли лишь под утро. Только тогда защитники Хендерсон-Филда наконец оторвали головы от земли и огляделись по сторонам и друг на друга. Выпачканные грязью с ног до головы, они стали осторожно, один за другим, выбираться из укрытий. А некоторое время спустя земля снова сотряслась от взрывов. Японцы, оказывается, выпустили по лагерю несколько десятков снарядов замедленного действия — они взрывались лишь через одиннадцать часов. И так продолжалось весь следующий день 13 сентября. То был сущий кошмар среди бела дня. Американцы пребывали в ужасе и смятении: снаряды рвались совершенно внезапно, застигая людей врасплох. Вечером последовал новый артобстрел с моря, а в полночь японцы высадили на остров крупный десант, и тот атаковал Хандерсон-Филд под покровом ночи, взяв аэродром и лагерь в кольцо. Но американцы отбросили атакующих с обоих флангов, и тем пришлось отступить к хребту Лунга. Тем не менее небольшому отряду японских десантников удалось проникнуть на командный пункт генерал-майора Вандегрифта и убить сержанта, прикорнувшего в палатке. Лазутчиков, несмотря на кромешную тьму, все же обнаружили — завязался бой. В ход пошло все — начиная от гранат и заканчивая ножами. Когда же японцы предприняли вторую массированную атаку, американцы прибегли к помощи полевой артиллерии. И неприятель снова был отброшен — на земле остались лежать 500 японских солдат.

После боя у хребта Лунга наступило затишье. Однако в результате летчики с «Энтерпрайза» лишились всех самолетов — по ним-то японцы и нацелили главный удар. Так что пилотам ничего не оставалось, как помогать морским пехотинцам, тем более что и на земле было дел невпроворот. Самые крепкие из них выполняли различные работы по лагерю, ходили в дозоры и наряды, а когда не было дождя, отправлялись на реку стирать изрядно потрепанную амуницию — река протекала в полутора километрах от аэродрома. Со своего берега они видели японцев: те плескались на другом берегу и как будто нарочно натирались душистым мылом — крепкий его аромат доносился даже через реку и кружил голову. Иногда японцы заводили фонографы и крутили одну и ту же американскую песенку: «О дом, родной дом!». А иной раз, набравшись дерзости, они окликали американцев по именам — наугад. Между тем в небе над Гуадалканалом господствовали только японские высотные бомбардировщики. Теперь они прилетали уже не так часто и заодно с бомбами сбрасывали прокламационные листовки с фотографиями обнаженных пышнотелых красавиц на одной стороне. Однако американцев роскошные женские тела, что называется, не грели: лихорадка с дизентерией давно притупили все их чувства. И эти никчемные картинки так и остались лежать там, куда упали, словно пришпиленные к земле каплями дождя. А через несколько дней джунгли сделали свое дело, и от них осталась одна труха — тела на картинках, запечатленные навеки, оказались менее стойкими, чем настоящие — из плоти и крови. Наконец некоторое время спустя к Гуадалканалу подошел долгожданный американский конвой — тот самый, что должен был сопровождать авианосец «Уосп», который перед тем торпедировала японская подлодка. А вместе с конвоем прибыли продовольствие, лекарства, оружие, боеприпасы и пополнение — тысячи свеженьких морских пехотинцев, и все как один одеты с иголочки. Летчиков «Энтерпрайза» эвакуировали с острова вместе со всеми остальными защитниками Хендерсон-Филда. Напоследок они окинули прощальным взглядом свой убогий, полуразрушенный лагерь: низенькие, прохудившиеся соломенные бараки и брезентовые палатки посреди заболоченных джунглей и опрокинутые бочки из-под горючего. Как же долго мечтали они убраться подальше от этого проклятого, гиблого места! И вот теперь, когда их мечта наконец осуществилась, они покидали лагерь с тяжелым сердцем и даже стыдом. Ведь так оно всегда бывает: мы тяжело расстаемся с местами, где нам случилось испытать сильные переживания — будь то горе или счастье.