Вольдемар Балязин - Крушение великой империи

//-- * * * --//

А та, кого мы музыкой зовем

За неименьем лучшего названья,

Спасет ли нас?

//-- * * * --//

…все, кого ты вправду любила,

Живыми останутся для тебя.

//-- * * * --//

Есть в близости людей заветная черта,

Ее не перейти влюбленности и страсти…

//-- * * * --//

Жить – так на воле,

Умирать – так дома.

//-- * * * --//

Земная слава как дым…

//-- * * * --//

И в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

//-- * * * --//

…изгнания воздух горький -

Как отравленное вино.

//-- * * * --//

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда…

Как одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

//-- * * * --//

Любовь всех раньше станет смертным прахом,

Смирится гордость и умолкнет лесть.

Отчаянье, приправленное страхом,

Почти что невозможно перенесть.

//-- * * * --//

Любовь покоряет обманно

Напевом простым, неискусным.

//-- * * * --//

Могла ли Биче, словно Дант, творить,

Или Лаура жар любви восславить?

Я научила женщин говорить…

Но, Боже, как их замолчать заставить!

//-- * * * --//

Настоящую нежность не спутаешь

Ни с чем, и она тиха.

//-- * * * --//

Наше священное ремесло

Существует тысячи лет…

С ними и без света миру светло.

Но еще ни один не сказал поэт,

Что мудрости нет, и старости нет,

А может, и смерти нет.

//-- * * * --//

Не давай мне ничего на память:

Знаю я, как память коротка.

//-- * * * --//

…не пытайся для себя хранить

Тебе дарованное небесами:

Осуждены – и это знаем сами -

Мы расточать, а не копить.

//-- * * * --//

О, есть неповторимые слова,

Кто их сказал – истратил слишком много.

//-- * * * --//

Ржавеет золото и истлевает сталь,

Крошится мрамор. К смерти все готово.

Всего прочнее на земле – печаль

И долговечней – царственное слово.

//-- * * * --//

Сильней всего на свете

Лучи спокойных глаз.

//-- * * * --//

Тот счастлив, кто прошел среди мучений,

Среди тревог и страсти жизни шумной,

Подобно розе, что цветет бездумно,

И легче по водам бегущей тени.

//-- * * * --//

Что войны, что чума? – конец им виден

скорый,

Их приговор почти произнесен.

Но кто нас защитит от ужаса, который

Был бегом времени когда-то наречен?

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Книга, которую вы, уважаемые читатели, держите в руках, – последняя в серии «Неофициальная история России». Мы начали свое повествование с рассказа о жизни восточных славян, о Древней Руси, а заканчиваем событиями начала XX века.

Автор хотел, чтобы, обдумав все прочитанное в 14 книгах серии, вы пришли бы к пониманию самой сути Истории. История подобна реке, которая то ускоряет, то замедляет свой бег, то разливается, как море, то низвергается, как водопад, но всегда остается единым потоком, как и само Время.

История человечества – это не только события, это и величественные легенды, седые предания, бесхитростные рассказы и бесчисленные анекдоты, наполненные глубоким смыслом и искрометным юмором. Это афоризмы и максимы – краткие и емкие, вобравшие в себя жизненную мудрость и силу. История – это человеческая комедия Бальзака и Сервантеса, трагедии Эсхила и Шекспира, драмы Островского и Шиллера, романы Купера и Толстого. Это тысячи архивов и книгохранилищ, а в целом – величайшая библиотека из множества миллиардов томов, где каждая книга – человеческая жизнь, тесно сплетенная с жизнями других людей.

Эти жизни оказались записанными на ломком папирусе или скоротленной бумаге, на камне скрижалей или на мраморе стел. Но чаще всего, это были подобные ветру слова, пролетевшие над морем или над пылью дорог, над зыбучими песками или над снегом сугробов. Эти слова, брошенные в небытие пастухами и охотниками, моряками и странниками, и представляли собою подлинную историю человечества, ибо История, это бессчетные одиссеи и иллиады безвестных Гомеров, имя которым – род людской, рассыпанный, как песок на берегах всех океанов Земли. Этот таинственный лабиринт, более сложный и запутанный, чем лабиринт Минотавра, с нитью Ариадны, разорванной на сотни кусков, и есть История, имеющая мерой и краткую человеческую жизнь, и божественную вечность, очень разная и противоречивая, как будто бы повторяющаяся и все же неповторимая; вроде бы и рукотворная, однако же непостижимая в своей глубинной сущности.