Лев Фридланд - Высокое искусство

Однако то, что из каждых десяти больных выздоравливает лишь один, удовлетворить врачей, разумеется, не могло.

Выжидательный, пассивный метод лечения ран сердца не давал настоящих успехов.

Со времени случая на дуэли до середины XIX века прошло около трехсот лет. Появилась ли, наконец, возможность оказывать хирургическую помощь сердцу? Научились ли врачи делать операции на этом важнейшем органе?

Нет. Сердце по-прежнему оставалось недоступным для рук хирурга. Почему? Медицина того времени не интересовалась сердцем?

Разумеется, нет. Дело было в том, что на пути прогресса хирургии стояло то препятствие, о котором мы уже говорили: заражение ран.

Каждый врач знал, что стоит сделать любой разрез, рассечь мышцы или даже кожу, как через несколько дней рана начинала гноиться, на ней появлялись серые налеты, нередко она приобретала зловещий цвет и запах гниющего мяса, предупреждающие о печальном конце.

Сильный, выносливый человек, которому делали даже небольшую операцию, мог погибнуть в три-четыре дня.

Если кто-нибудь получал повреждение в виде перелома кости и надо было удалить осколки, то это нередко было почти равносильно смертному приговору.

Если такими последствиями грозили операции на руках и ногах, то трогать легкие, желудок, печень, почки, сердце добросовестные и осторожные хирурги чаще всего не осмеливались. Вскрыть брюшную или грудную полость – это, собственно, было всё равно, что совершить убийство.

Почти никто такой операции, да еще с надеждой на успех, и не пытался делать.

В 1841 году в Медико-хирургическую академию прибыл новый хирург. Тридцатилетнего профессора перевели в Петербург из города Дерпта, где он занимал тоже кафедру хирургии. Это был Николай Иванович Пирогов.

Одно из начинаний, которое сразу же по приезде провел Пирогов, заключалось в том, что в госпитале, где он оперировал, появилось особое отделение. Сюда из всех палат клали больных, у которых после операции обнаруживались явления гангрены.

Было в этом мероприятии что-либо необычное? Да, всех тогдашних хирургов удивила такая изоляция гангренозных больных. Зачем она нужна? – пожимали плечами врачи. – Что от этого изменится? Не всё ли равно, где будут лежать эти люди с воспаленными и зараженными ранами – отдельно или в палатах с разными другими больными?

До Пирогова никому из врачей и в голову не приходило устраивать что-либо подобное. Да и смысла они в этом никакого не видели.

А между тем это было гениальной догадкой Пирогова, результатом его размышлений и опыта. О микробах как о возбудителях болезней тогда еще не знали. Тайна послеоперационных раневых инфекций еще не была раскрыта. Но всё, что делал и видел Пирогов, вело его пытливую, острую мысль к правильному решению.

С первых же своих шагов он как хирург столкнулся со страшным бичом человечества – с госпитальной гангреной. Он испытывал горькое чувство бессилия, когда замечал зловещие признаки заражения после, казалось бы, блестяще проделанной операции.

Но почему возникают эти осложнения?

Каковы их причины?

В поисках ответа на эти вопросы Пирогов проделывал огромную работу. Он целыми днями не уходил из клиники и из госпиталя, наблюдая и изучая течение процесса осложнений, следя за ними с первого же момента начинающихся изменений. Затем он переходил в помещение, куда сносят умерших. Он вскрывал бесчисленное количество трупов.

Наконец, в лаборатории сотни животных подвергались экспериментальным операциям.

Так, в этой неутомимой работе проходили годы. Упорство Пирогова поддерживалось сознанием важности задачи. Врага надо было найти во что бы то ни стало.

И вот в результате громадных усилий перед ним вырисовывалась разгадка тайны. Все факты и наблюдавшиеся явления постепенно убеждали его в том, что страшная гангрена вызывается невидимыми образованиями, живыми возбудителями.

Пирогову понятно стало, почему болезнетворный процесс вначале почти незаметен, почему он неуклонно растет, проникает внутрь организма, захватывает всё больше и больше места в тканях. Раз возбудитель живой, то он, следовательно, может развиваться и распространяться.

В 1863 году вышел замечательный труд Н. И. Пирогова «Начала общей военно-полевой хирургии», содержащий, несмотря на свое сухое и специальное название, целый мир глубоких идей, направленных на избавление людей от многих страданий. В нем мы читаем замечательные слова Пирогова о том, что возбудитель госпитальной гангрены «есть то органическое, что способно развиваться и распространяться».

Придя к твердому заключению о виновниках заражения ран, Пирогов принялся с той же энергией искать средство для борьбы с ними. Прежде всего ему ясно было, что «миазмы», как он называл невидимый источник гангрены, могут попадать от человека с зараженной раной к человеку с чистой раной. Этого допускать нельзя.

Значит, необходимо отделять всех гангренозных больных от остальных, поступать всегда так, как он сделал в 1841 году. Изоляция обязательна.

Затем Пирогов требовал строжайшей чистоты белья, помещений, материалов при операциях и перевязках. Для самих ран он предлагает ввести их обмывание раствором хлора, хлорной водой, чтобы уничтожить «миазмы».

Таковы были поразительные для того времени взгляды и дела Пирогова в области борьбы с раневыми инфекциями.

Великий хирург явился первым ученым, понявшим сущность послеоперационных инфекций, а также значение и роль обеззараживания, антисептики.

Дальнейшее развитие учение о защите ран от заражения, учение об антисептике, получило в деятельности английского хирурга профессора Листера.

Интересно отметить, что Листеру очень помогло улучшить и расширить практику антисептики и ввести ее для всеобщего пользования одно обстоятельство, связанное, как это ни странно, с городским хозяйством.

Заключалось это обстоятельство в следующем. В каждом городе имеются свалки нечистот, места, отведенные для вывоза туда отбросов, мусора. Теперь свалки так устраиваются, что никакого зловония они не распространяют. Раньше, однако, было иначе. Города не знали ни канализации, ни очистительных машин. Страшный смрад поднимался от гниющих нечистот. Городские власти не могли придумать, как уничтожить этот отвратительный запах. Наконец, в 1864 году, в городе Карлейле нашли способ бороться с этим злом.

Черная густая жидкость, карболовая кислота, очень хорошо уничтожала запах гниения на свалках. Политые карболовой кислотой нечистоты через некоторое время переставали издавать эту страшную вонь.