Джон Фуллер - Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор.

Вопрос достаточно важен, чтобы процитировать полностью параграф, в котором приводятся эти слова. Он гласит:

«Мысль о том, что политическая точка зрения с началом войны должна исчезнуть, была бы возможной лишь в том случае, если бы война была боем не на жизнь, а на смерть, вследствие одной только вражды; войны же в таком виде, как они бывают в действительности, являются не чем иным, как проявлением именно политики… Подчинять политическую точку зрения военной бессмысленно, так как политика родила войну, политика — это разум, война же только орудие, а не наоборот. Следовательно, остается только подчинить военную точку зрения политической»[ [517]

Читатель может, однако, сказать, что война была борьбой не на жизнь, а на смерть и что поэтому Черчилль был прав.

Однако даже в течение критического лета 1940 г. война для Англии никогда не была борьбой не на жизнь, а на смерть. Причина проста. Пока господство на море принадлежало Англии, война не могла стать таковой. После «битвы за Англию» в продолжение долгого времени война фактически стояла на мертвой точке. Но теория стратегических бомбардировок не могла быть проверена в течение этого периода. Как мы уже видели, проверка началась только весной 1942 г., а во всей полноте развернулась только через год. 19 мая 1943 г. в Вашингтоне Черчилль в обращении к Конгрессу сказал:

«По вопросу о том, может ли применение одних только воздушных сил привести к краху Германии и Италии, мнения, г—н президент, расходятся. Эксперимент стоит того, чтобы попробовать, поскольку и другие меры не исключаются (одобрительные возгласы). В попытке этой нет, конечно, никакого вреда (смех)… В настоящее время крупные центры германской военной промышленности, и в особенности Рур, подвергаются небывалому разрушению… Наши штабы и органы, руководящие войной, решили лишить Германию возможности в той или иной форме поддерживать работу военной промышленности в больших или малых масштабах, будь то в самой Германии, в Италии или в оккупированных странах (возгласы одобрения)… Эти действия будут продолжаться без перерыва, с постоянно возрастающей силой и интенсивностью, пока германский и итальянский народы не сбросят или не уничтожат чудовищную тиранию, которую они породили и взрастили в своей среде». [518]

Коротко, выражаясь словами Фердинанда II, можно сказать: «Лучше пустыня, чем страна, управляемая еретиками». По этому поводу стоит отметить, что в 1940 и 1941 гг. если и были какие—то оправдания для политики уничтожения, то задолго до мая 1943 г. никаких оправданий не осталось. К этому моменту стало совершенно очевидно, что ход событий повернулся против Германии, и, учитывая (а Черчилль должен был это делать), что русский образ жизни более антагонистичен английскому, чем германский образ жизни, Черчилль, если бы он был прозорливым государственным деятелем, сделал бы все возможное, чтобы не допустить уничтожения Германии, ибо, как мы указывали не. раз, ее уничтожение могло означать лишь установление несравненно более могущественной и жестокой гегемонии в Европе, чем гегемония Германии. К несчастью для его собственной страны и для всего мира, г—н Черчилль отнюдь не отличался прозорливостью. Война была его личным предприятием, на карте стояла его репутация как полководца. Поэтому, невзирая на последствия, его политика состояла в том, чтобы навязать Германии борьбу не на жизнь, а на смерть и, применяя все имевшиеся в его распоряжении средства, уничтожить ее.

Но разве так должен был действовать премьер—министр? Ведь он должен был вести войну ради выгодной цели, то есть направить боевую мощь на достижение здравых политических целей. Несмотря на его мастерское руководство, а возможно как раз благодаря ему, Черчиллю совершенно не удалось это сделать. И сколь ни гибельно это было, ненависть Черчилля к врагу была так велика, что он вернулся к методам войны, которые цивилизованные нации давно отбросили прочь.

На Дальнем Востоке события развивались таким же образом, ибо политическая цель Рузвельта также была чисто разрушительная. Ян Моррисон писал в 1943 г.:

«У союзников в отличие от японцев нет никакого плана реорганизации Дальнего Востока Отсутствие конкретных планов как для Европы, так и для Азии уже сейчас серьезно мешает нам вести эту войну. А после войны трудности будут еще больше. Если мы не уделим этой проблеме хоть немного внимания, какими бы академическими и нереальными ни казались наши размышления в настоящий момент, то после, того, как будет достигнута цель в военной области, непременно наступит хаос, и в мире скоро опять появится то самое зло, которое мы сейчас стараемся искоренить»[ [519]

Отсюда вывод: если вы, ведя войну, не имеете политически здравой и стратегически возможной цели, то, по всей вероятности, уподобитесь тем безумцам, которые пытаются истребить идеи пулями и политические убеждения — бомбами. Цель Гитлера была логичной и возможной, а цель японцев — логичной, но невозможной, хотя обе они были чудовищно несправедливы (правда, не более чем империалистические цели других глав правительств и других наций в прошлом). Хотя средства, применяющиеся для достижения здравых целей, и бывают иногда жестокими, однако в случае безумных целей они всегда жестоки. Именно по этой причине крестовые походы и гражданские войны так уничтожают духовные и материальные ценности и губят так много людей. Вторая мировая война была одновременно и крестовым походом и европейской гражданской войной.

Война отличалась двумя главными особенностями: она была удивительно подвижной и небывало жестокой. Ничего подобного мир не видел со времен Тридцатилетней войны. Первая особенность была обусловлена развитием науки и промышленности, вторая — упадком религии и появлением того, что, за неимением общепринятого названия, можно назвать «кадократией». [520]

Век незаурядных людей прошел, и вместо него наступил век черни. Джентльмен — прямой потомок идеализированного христианского рыцаря, образец для многих поколений — вытеснен грубым необразованным человеком. [521]Рыцарство уступило место изворотливости, и повсюду господствует своекорыстный кадократ. Вот почему в своей основе эта война была в такой же мере слепым бунтом против христианской культуры, как и крестовым походом. Бунтом, который вылился в форму стычки между бандами индустриализированных и механизированных кадократов, которые в борьбе и погоне за экономической, территориальной и финансовой добычей затоптали духовные и нравственные ценности, хотя только они могли придать цену награбленному добру.

О первой особенности войны писалось уже так много, что теперь осталось добавить немногое. Подвижность, как мы видели, является в основном следствием применения двигателя внутреннего сгорания как на земле, так и в воздухе, особенно в воздухе, ибо именно самолет определил характер войны, придав объемность не только полю боя, но и целому театру военных действий. Хотя, как было показано, выгоднее всего подвижность использовалась, когда воздушные силы тесно объединялись с сухопутными или морскими силами, однако способность самолета действовать самостоятельно вложила в руки людей, слепых в нравственном и политическом отношении, оружие почти безграничной разрушительной силы.