Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 3

Книги «Том Сойер» и «Гекльберри Финн» стали для миллионов детей учебниками жизни. Читая их, погружаешься в радостное и шаловливое детство восторженно, словно в чистую и глубокую заводь. Многие наверняка отнесут эти книги (возможно, еще и «Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура») к любимому чтиву. Но не менее интересен зрелый Твен, которого называли «Линкольном литературы, самой сущностью американизма». Любопытно взглянуть на эволюцию взглядов писателя… Почему Твен, человек романтический и мягкий, в начале карьеры говоривший языком любви и простодушного юмора, позже стал желчным и саркастичным?! Вначале он идеалистически и в розовых тонах воспринимал американцев, говоря: «бесстрашные молодцы, волевые и настойчивые», «само простодушие, отзывчивость и бескорыстие», «цвет человечества, избранники богов», «удивительный и прекрасный народ». Однако вскоре его охватило чувство горечи и разочарования. Сыграли роль и личные трагедии (смерть дочерей, жены, банкротство основанного им издательства). И на многое открылись глаза. Словно лопнул злокачественный «демократический» нарыв. Он клеймит жесткость окружающего мира, показывает коррумпированность чиновников и подлость политиков. С гневом пишет он о «сонной американской нации», бичует «одетых в мундир убийц», расправляющихся с беззащитными женщинами и детьми Филиппин. Достается и губернаторам, понастроившим таких шикарных и дорогостоящих особняков, что и в столице не сыщешь. Подобно отважному Ланселоту, он смело шел в бой против тех, кого называл «зверинцем» (взяточники, мошенники, бандиты, политиканы). Стыдно за свой народ, писал он с возмущением, когда видишь: «Какие мыльные пузыри постоянно восседали на его тронах». Историк Хилдрет в «Истории Соединенных Штатов Америки» (1849) сделал попытку развенчать «мыльные пузыри золотого века сказочных достоинств и чистоты». Но и отповедь Марк Твена «патриотам собственного кармана» звучит актуально: «Эта жажда денег привела к загниванию целых наций, она сделала их жестокими, убогими, бездушными, бесчестными, превратила их в угнетателей». [322]

Марк Твен в 1896 году

Капитал везде убивает подлинную литературу. Вспомним знаменитые слова К. Маркса: чем «больше становится твое сокровище, не подтачиваемое ни молью ни червем, – твой капитал», чем «больше твое имущество», тем меньше ты «покупаешь книг, тем реже ходишь в театр, тем меньше ты думаешь, любишь, теоретизируешь, поешь, рисуешь», тем «ничтожнее твое бытие…». [323]Если только не доводить этого высказывания до полного абсурда, то оно абсолютно верно. Чем больше у людей денег, тем ниже их культура и тем страшнее жертва, приносимая ими же Молоху. Чем больше у человека денег, тем меньше у него совести. В отношении таких людей справедлива и английская пословица – «You cannot get blood from a stone» (англ. «Ни капли жалости»).

Даже в столь почтенной сфере, как научная и университетская деятельность, обнаружились безрадостные тенденции. Подумать только, сколь нелепыми и наивными кажутся сегодня старые добрые времена, когда получение почетного диплома доктора университета было величайшей редкостью. Для этого нужно было свершить в науке нечто выдающееся. Сегодня же степени продают, словно дыни на восточном базаре. Бери за небольшую мзду! В рассказе «Ученые степени» (1907) Твен саркастически описал, как его пригласили в Оксфорд на вручение ученой степени: «Новая ученая степень доставляет мне каждый раз такое же наслаждение, как индейцу свежесодранный скальп». Две степени он получил от Иельского университета, третью от университета в Миссури. За истекшие 40 лет университеты США, писал он, разбазарили так до десяти тысяч почетных дипломов. Этот процесс поставлен на деловой поток, что говорит о желании делать деньги, о серьезнейшей профанации всей науки, а заодно и системы высшего образования. [324]

Поскольку янки пришли на пир мудрецов позже других, они не могли не попытаться добиться успехов и в области философии и культуры. С этой целью многие американцы учатся упорно и кропотливо. Уитмен впитал не только идеи Эмерсона, но Гегеля, Канта, Шиллера. Прагматизм ощущался и тут. В США и философы стремились делать из идей деньги. Правда, оказалось, что создавать высокую культуру мысли и духа куда сложнее, чем смастерить кольт. Не случайно Т. Драйзер однажды скажет (в очерке «О некоторых чертах американского национального характера»): «Корень зла в том, что в Америке никогда не было, да и по сей день нет того, что можно было бы назвать истинным просвещением и культурой. У нас нет никакой разумной, видимой миру цели, если не считать таковой стремление к наживе». [325]Нельзя сказать, что попытки обрести высшие цели не делались тут вовсе. Но сравняться с корифеями мировой мысли, культуры было непросто.

Неужели же тут не было ярких имен? Хотя мысль никогда не была в Америке главным козырем, но серьезные мыслители в США все же встречались Среди них выделим шестерых – американские философы Р. У. Эмерсон (1803–1882), Г. Торо (1817–1862), Ч. Пирс (1839–1914), У. Джемс (1842–1910), Дж. Дьюи (1859–1952), Дж. Санатаяна (1863–1952). Первого в Америке называют «конкордским мудрецом» и «предметом особой национальной гордости», второго (Торо) – трансценден-талистом и «первым хиппи», третьего (Пирса) – одним из «признанных вождей американской философии», четвертого (Джемса) основателем американского прагматизма, пятого (Дьюи) относят к видным представителям инструментализма, и, наконец, шестого (Сантаяна) можно было бы назвать видным мастером критического реализма.

Ральф Эмерсон родился в семье пастора. Закончил Гарвардский университет. Там же читал лекции по богословию, принял, а затем и сложил с себя сан священника. Дальнейшую жизнь он посвятил литературно-философской деятельности. Эмерсон путешествовал по Европе, дружил с Т. Карлейлем, С. Колриджем, У. Вордсвортом, Г. Торо. С 1834 г. обосновался в Конкорде, где занялся творчеством, выступая с лекциями перед аудиторией. Часть их опубликована в виде эссе («Американский ученый», «Философия истории», «Культура человечества», «Речь перед выпускным классом школы богословия», «Избранники человечества», «Наша эпоха», «Жизнь человеческая»). Наиболее яркими считают последние три. Литературно-лекционное наследие писателя объединено в двух томах «Опытов» (1841–1846). Труд назовут самой феноменальной симфонией Нового Света. Чем он замечателен? Необычайно поэтическим видением мира. Пожалуй, никто из современников не умел столь мастерски соединять философию с литературой. Разве что немец Ницше или англичанин Карлейль. Эмерсон – американский Сократ, который умел вести беседы не только с высоколобыми интеллектуалами, но и с простонародьем. С ним он беседовал о высоком и прекрасном на языке, исполненном огненной силы (Р. Ричардсон). Натура Эмерсона позволяла ему видеть мир глазами ближних. Писательница В. Вулф говорила, что его «нельзя проигнорировать, ибо он обладал вселенной внутри себя». Это был философ от Бога. Он писал для людей, а не для систем и элит. По этой причине его преследовала скрытая неприязнь «профессиональных мудрецов». Тогда же всходили звезды просветителя У. Чаннинга, романиста Н. Готорна, философа и натуралиста Г. Торо, публициста М. Фуллер, педагога Э. Олкотта, философа О. Брунсона, У. Уитмена. На таком ярком фоне не кого-то, а именно Эмерсона в 33 года увенчали венцом патриарха, подобно тому как некогда римляне увенчали терновым венцом Христа. С 14 лет, с поступления в Гарвард, вся его жизнь – непрерывное движение вперед. На пути Эмерсона будут подстерегать как поражения, трагедии (смерть первой жены, сына, любимого брата, пожар дома), так и грандиозные триумфы, общенародное признание его заслуг.