Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 3

Ему, как и нам, не нравится, что патриоты и славянофилы считали, что России и русскому народу якобы само собой уготовано место на верху цивилизации. Будто бы нас там, в Европе-Америке, ждут не дождутся с цветами, шампанским, чтобы мы ввалились в «европейский дом» (еще и развалились там, как в своей харчевне). Такой дар данайцев расслабляет и обезоруживает русских! Нелепо и даже опасно думать, что место под солнцем нам якобы достанется без упорной умственной работы, без исторической борьбы. Русским давно уж пора понять – ни нам, ни нашим внукам-правнукам такой «малины» не видать. И слава богу!!! Нужны упорный труд, зрелая мысль, огромные знания, стальная хватка и очень, очень умное правительство. Б. Чичерина относят к консервативным либералам. Н. Бердяев считал его ненавистником социализма, соответствовавшим русским исканиям правды. Он так писал о Б. Чичерине («Русская идея»): «Он принимает империю, но хочет, чтобы она была культурной и впитала в себя либеральные правовые элементы. По Чичерину можно изучать дух, противоположный русской идее, как она выразилась в преобладающих течениях русской мысли XIX в.». [510]Мы хотим примерно того же – культурной, деловой, правовой и могучей России.

В. Васнецов. Битва славян со скифами

Бытовая и культурная стороны жизни Запада вскружили голову многим в России. Те с головой окунулись в немецко-французско-английскую или еврейскую идейную среду, примеривая сюртук чужой философии на голое тело. Киреевский «перебывал Локистом, Спинозистом, Кантистом, Шеллингистом и даже Гегельянцем». Он, по словам Кошелева, доходил в неверии даже до отрицания Бога. Сначала горячо упрекал Хомякова за излишнюю церковность и недооценку значимости европейской цивилизации, яростно бранил его за желание нарядить всех в зипун и обуть в лапти. Однако вскоре его вдруг отчего-то повело в противоположную сторону: он стал пылко верующим и начал упрекать Хомякова в излишнем рационализме и недостатке чувства в делах веры. [511]В XX–XXI вв. шарахания у нашей «умничающей интеллигенции» все те же.

Иные, напротив, хотели высвободиться от объятий цивилизации, смыв ее с себя, как смывают плотный нарост грязи, якобы покрывший тело России за годы пребывания на Западе. М. Гершензон в споре с В. Ивановым узрел в цивилизации лишь систему тончайших принуждений. Провокационно он подбросил идею: надо полностью отринуть «умственное достояние человечества», сбросить это «досадное бремя»: «Мне кажется, какое бы счастье кинуться в Лету, чтобы бесследно смылась с души память о всех религиях и философских системах, обо всех знаниях, искусствах, поэзии, и выйти на берег нагим, как первый человек, нагим, легким и радостным, и вольно выпрямить и поднять к небу обнаженные руки, помня из прошлого только одно – как было тяжело и душно в тех одеждах, и как легко без них». Славная перспектива, что и говорить – ходить везде и всюду «без одежд» (да еще в России). Только так ведь недолго заболеть, опаршиветь, совсем замерзнуть. [512]

Постепенно стал вырабатываться более взвешенный подход к понятиям «цивилизация» и «прогресс». Далеко не все относились к ним отрицательно. Н. Хлебников в книге «Что такое цивилизация» (1878) заявлял, что цивилизация – это и есть сама жизнь. Только благодаря ей и возможен прогресс. В то же время он считал: «момент застоя в умственной жизни есть момент упадка»… Вл. Соловьев подчеркивал, что не христианству вовсе мы обязаны так называемым прогрессом, начиная с уничтожения рабства и до чудес изобретателя Т. Эдисона. Романтик традиционализма К. Леонтьев, ставя знак равенства между цивилизацией и культурой (имея в виду настоящую цивилизацию, а отнюдь не ту убогую, выхолощенную и массовую поп-культуру, что явит позже культ публичного идиота), писал в книге «Византизм и славянство» о ее роли: «Цивилизация, культура, есть именно та сложная система отвлеченных идей (религиозных, государственных, лично-нравственных, философских и художественных), которая вырабатывается всей жизнью нации. Она, как продукт, принадлежит государству, она принадлежит всему миру». [513]

Весь фокус в том, что у нас такая система совмещения духа и быта все время заимствовалась высшим слоем извне. XVIII в. прошел под знаком заглатывания и переваривания французских идей, XIX в. – английских, немецко-еврейских идей (хотя и не бесполезных, но все же большей частью пустых), а конец XX в. прошел под знаком гегемонизма идей США. Поэтому в России и сегодня масса тех, кто готовы воспринимать историю уже только на основании того, что нам когда-то «рассказали из милости немцы, французы и англичане» (Д. Валуев). А уж иудейских мессий и оракулов русские вынуждены слушать денно и нощно. Как некогда пророчески сказал Ф. И. Тютчев в отношении этих господ:

Поведение Запада нас не удивляет. Французы, англичане, немцы, американцы, евреи живут по иным правилам, нежели мы. Тютчев верно сказал: «Западные люди, судящие о России, – это нечто вроде китайцев, судящих о Европе, или, скорее, греков (Greculi), судящих о Риме. Это кажется законом истории: никогда ни одна общественная система, ни одна цивилизация не проявила понимания той, что должна была прийти ей на смену… Что еще больше вводит их в заблуждение, так это западная колония образованных русских, которая вторит им их же голосом. Насмешка эха». Эта колония отличается извечным лакейством мысли. [515]Непонимание западной колонией образованных русских (где русских-то раз, два – и «обчелся») всей духовной музыки России очевидно. Наша прозападная интеллигенция потому и не в состоянии заглянуть в будущее, что не привыкла глубоко мыслить. Нюансы истории оказались недоступны политическому чутью даже столь умелого и изощренного политика, каким был Ленин, замысливший великий социальный эксперимент в России. До конца понять его логику нам трудно. Как можно было брать на вооружение галиматью, созданную давними ненавистниками России в целом и русских в частности?!

Культурно-психологический анализ черт разных народов убеждает нас и в том, что у них различные представления об идеалах, смыслах жизни. То, что кажется хорошим для немца, еврея, англичанина, француза, американца и т. п., зачастую абсолютно не подходит нормальному русскому человеку (если он не выродок). Для англичанина свято то, что существует, для немца законно все, что указано и одобрено сверху, для француза и американца праведно то, что дает прибыль, для еврея хорошо все, что хорошо для его кармана и его народца. Русский эту философию не понимает и не принимает. В. Шубарт писал: «Я отметил как одно из величайших преимуществ русских то, что у них, в отличие от немцев, между духом и общественной жизнью нет пропасти. У англичан, кажется, дела обстоят так же, но, увы, – только на первый взгляд. Потому что англичанин не стремится, как мессиански настроенный русский, от абсолюта к действительности, а исходит из мира опыта, за который он цепляется, не рискуя далеко выйти за его пределы. В то время как русский приносит земное в жертву идее, англичанин приносит идею в жертву земному». [516]