Геннадий Левицкий - Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Потеряв вождя, войско помышляло не о борьбе, а лишь о бегстве. Большая часть беглецов укрылась в Цирте – столице Нумидии. Впрочем, главный город Сифака сдался без борьбы, едва увидел своего царя, закованного в цепи. Лишь один человек продолжал борьбу с римлянами – то была жена Сифака, дочь Гасдрубала (о которой мечтал Масинисса). Софониба сражалась единственно доступным ей способом. Знатная карфагенянка упала на колени перед отверженным когда-то женихом и покорно просила:

– Смилуйся над умоляющей: реши сам судьбу твоей пленницы, но не допусти ей оказаться во власти надменного и жестокого римлянина. Будь я только женою Сифака, я и то предпочла бы положиться на честность нумидийца, своего земляка, а не чужака-иностранца. Чем страшны римляне карфагенянке, дочери Гасдрубала, ты знаешь. Если иначе нельзя, молю и заклинаю тебя, освободи меня смертью от власти римлян.

«Она была в расцвете юности, – пишет Ливий, – на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви, – пленница пленила победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец».

Уединившись во дворце Сифака, Масинисса начал думать о том, как сдержать данные обещания. Впрочем, решение приняло сердце: победитель Сифака в тот же день приказал готовиться к свадьбе. Несчастный надеялся, что ни Лелий, ни Сципион не посмеют распоряжаться судьбой Софонибы, которая из пленницы превратится в его супругу. Надежды влюбленного Масиниссы не оправдались. «Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными». Как утопающий хватается за соломинку, так Масинисса слезно упрашивал Лелия ничего не предпринимать в отношении карфагенянки до встречи со Сципионом. Пусть, мол, тот решит, «с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба».

Недолго наслаждался Масинисса семейным счастьем. Сципион, узнав о выборе Масиниссы, пришел в больший ужас, чем от неудачной морской битвы. Накануне он допрашивал Сифака. Аппиан Александрийский передает диалог римского военачальника и поверженного врага:

– Какой демон заставил тебя, бывшего мне другом и побуждавшего меня прийти в Ливию, обмануть богов, которыми ты клялся, – спрашивал Сципион, – обмануть вместе с богами римлян и предпочесть воевать в союзе с карфагенянами вместо союза с римлянами, которые недавно помогли тебе против карфагенян?

– Софониба, дочь Гасдрубала, которую я полюбил себе на гибель, – ответил Сифак. – Она сильно любит свое отечество и способна всякого склонить к тому, чего она хочет. Она меня из вашего друга сделала другом своего отечества и из такого счастья ввергла в это бедствие.

Сифак уже не думал ни о Карфагене, ни о Риме: любимая женщина принадлежала врагу. Так пусть же она умрет! Сифак не допустит, чтобы более удачливый соперник держал в объятиях Софонибу в его собственном дворце!

Если бы Сифак повел речь в другом направлении, возможно, и Сципион не был бы так негативно настроен против женитьбы своего союзника. И тогда мог измениться и ход войны, и дальнейшее развитие цивилизации. Софонибе вполне было по силам повернуть Масиниссу в противоположную сторону – эта женщина умела управлять мужчинами. К несчастью для Софонибы, Публий Сципион был хорошим дипломатом и, следовательно, знатоком человеческих душ. Он понял, что союзника необходимо срочно спасать. Сципион одинаково приветливо встретил возвратившихся с победой Лелия и Масиниссу, обоих удостоил похвал перед военным советом. Затем отвел Масиниссу в сторону и спокойным голосом (как и подобает мудрейшему) сказал:

– Я думаю, Масинисса, что еще в Испании, при первой встрече, ты увидел во мне что-то доброе и потому вошел со мной в дружбу; в Африке все свои надежды связал со мной; но среди всех моих хороших свойств, которые побудили тебя искать моего расположения, ни одним я так не горжусь, как умением владеть собой и не поддаваться страсти. Я бы хотел, Масинисса, чтобы ты к своим превосходным качествам добавил и это. В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифака.

Ты действовал в мое отсутствие энергично и мужественно – я с удовольствием об этом вспоминаю и хорошо помню. Об остальном подумай сам: я не хочу, чтобы ты краснел от моих слов. По милости богов Сифак побежден и взят в плен. Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны – все, что принадлежало Сифаку, – добыча римского народа. И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее – вражеский военачальник, следует отправить в Рим. Пусть сенат и народ римский решат судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя-союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие.

Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью; не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию.

Бедняга Масинисса разрывался на части: сердце его принадлежало Софонибе, но разум подчинялся Сципиону. Нумидиец понимал, что, связав судьбу с Софонибой, он потеряет все; тем более обидно, когда его соперник находится в оковах, карфагеняне разбиты и путь к власти над Нумидией свободен.

Долго влюбленный юноша оставался в своей палатке, проходившие мимо слышали его стоны и рыдания. Наконец Масинисса вызвал верного раба и велел отнести Софонибе отравленный кубок. Он так и не смог попрощаться с женой, посмотреть ей в глаза. Велик был страх, что карфагенянка одним взглядом изменит его решение, заставит нового мужа воевать со всем миром. Масинисса боялся увидеть ее – беззащитную, преданную им и обреченную на смерть, но такую желанную.

Лишь через раба-палача нумидийский вождь передал Софонибе слова:

– Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей.

Карфагенянка мужественно выслушала приговор мужа и ответила рабу, передавшему яд:

– Я с благодарностью приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйдя замуж на краю гибели.

«Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила», – пишет Ливий. Сципион опасался, как бы Масинисса с горя не последовал за женой. Он не отпускал нумидийца от себя ни на шаг, а на следующий день нашел способ уменьшить его скорбь. «Сципион, взойдя на трибунал. впервые назвал Масиниссу царем, превознес его похвалами и даровал ему золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей. Сципион почтил юношу и речью: нет в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора».