Фаина Гримберг - Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы

Андрей Матвеев действительно написал потрет парный, двойной – Анны Леопольдовны и ее жениха, герцога Брауншвейгского (писание парных, семейных портретов, характерных для голландской школы, кажется, привлекало художника; любопытно, что на автопортрете с женой Матвеев изобразил себя очень похожим на изображения Петра I; но, впрочем, живопись ведь все же не фотография, и мы не должны ждать от картин фотографической точности).

Портрет принцессы и ее жениха действительно очень выразителен. Его экспрессивность, ярко выраженное отношение художника к натуре напоминают уже не голландцев и итальянцев, но Гойю… Так, в частности, фигура герцога написана как бы небрежно и равнодушно. Что же до Анны Леопольдовны, то она на портрете Матвеева представлена очень красивой и обаятельной. Сохранилось еще несколько ее портретов, писанных другими художниками, на этих портретах она далеко не так хороша.

Умер Матвеев в 1739 году, точная дата его смерти неизвестна. Штелин утверждает, что художник был убит на улице неизвестным лицом, ударом ножа. Иван Антонович родился 12 августа 1740 года. Значит, для того, чтобы действительно оказаться его отцом, Матвеев должен был умереть по крайней мере в начале 1740 года или в самом конце 1739.

То, что Елизавета приказала выслать Анну Леопольдовну на север, в Холмогоры, где та и содержалась со всем своим семейством, это, пожалуй, не заключало в себе ничего необычного. И Петр ведь сослал в монастыри своих единокровных сестер и жену. Необычно было то, как поступает Елизавета (а затем и Екатерина II) в отношении Ивана Антоновича, коронованного императора. Из ссылки переводят его в крепость, то есть в тюрьму. В инструкции по его содержанию именуется он то «важным арестантом», то «невеликой важности»; инструкция эта предусматривает возможность обращаться с ним грубо и жестоко: заковывать в кандалы… В Европе о положении Ивана Антоновича известно, и он ведь там «не чужой» – герцоги брауншвейгские в родстве со многими владетельными домами, немецкими и итальянскими. Однако никто не вступается за юного узника. Почему? Вспомним, как поступит позднее Екатерина II в отношении своего сына, когда не пожелает передавать ему престол по его совершеннолетии. Первый ее довод был: отречение его отца, Петра III, от престола; а второй важный довод в пользу отстранения Павла от престола заключался в ее прозрачных намеках на то, что ее сын вовсе и не сын своего «законного» отца. Эти намеки она зафиксировала в своих мемуарах (за свою репутацию – смелая женщина! – стало быть, не боялась)… Возможно, и в «деле Ивана Антоновича» обе императрицы имели в запасе, что называется, «козырную карту незаконного происхождения». И тогда он оказывается «не тем лицом, за какое себя выдавал», не сыном своего отца… Но, разумеется, никаких точных доказательств «незаконности» Ивана Антоновича у нас нет и, вероятно, никогда и не будет…

Но что же собой представляла Анна Леопольдовна именно в качестве правительницы империи? Конечно, положение ее было нелегким. Она была всего лишь «заместительницей» своего маленького сына до наступления его совершеннолетия. Уже одно это делало ее положение достаточно зыбким. Должно быть, и муж ее не мог оказать ей существенную поддержку. Вот он-то действительно был в России чужим: приехал совсем недавно и едва ли так хорошо ориентировался в окружающей обстановке.

Но ведь должны были наличествовать в управленческом аппарате лица, способные к управлению государством и действительно управляющие этим самым государством! Таким человеком был при Анне Леопольдовне Андрей Иванович Остерман. Но она не исполнила самого важного его совета, который, кажется, вполне возможно было исполнить, – не пресекла интриги Елизаветы. Почему Анна Леопольдовна не заключила цесаревну под арест? Что помешало? Добросердечие или страх? Анна Леопольдовна не имела никаких оснований питать в отношении своей двоюродной тетки добрые чувства. А вот опасаться Елизаветы она могла, вероятно, прежде всего потому, что Елизавета успела заручиться поддержкой Франции. Арест, изоляция Елизаветы уже могли привести к «международному скандалу». Через французского посланника в России, маркиза де Шетарди, Елизавета уже получала денежное «обеспечение» будущего прямого заговора. Конечно, едва ли во всем этом играли важную роль ее близкие отношения с маркизом. Людовик XV предоставлял Елизавете средства на заговор как бы в обмен на будущий союз с Россией, суливший Франции определенные выгоды. Кстати, Елизавета свои обещания исполнила, и именно в ее царствование Франция признала Россию империей. В короткое правление Анны Леопольдовны Россия ведет очередную войну со Швецией, русские войска под командованием фельдмаршала Ласси одерживают серьезную победу, Россия приобретает часть финских земель. Об этой войне в рамках Романовской концепции часто пишут, что она была «непопулярна в русском обществе». Что это, в сущности, может означать? И почему подобные же войны, которые велись Петром I, а в дальнейшем Елизаветой и Екатериной II, вовсе не трактуются как «непопулярные»? А ведь все это военные действия совершенно одного порядка – борьба за расширение государственной территории. Даже у самого заядлого «концептуалиста» не повернется, что называется, перо приписать этим войнам какой-нибудь, например, «освободительный» или иной «справедливый» смысл… Но если мы вспомним, что союзницей Швеции являлась Франция, и сопоставим этот факт с «французской интригой» в Санкт-Петербурге, которую ведут Елизавета и де Шетарди, и вспомним, что в салон Елизаветы активно вхож и шведский посланник, тогда нам, пожалуй, станет ясно, кто и почему усиленно муссировал и распространял мнение о «ненужной» и «непопулярной» войне, столь благополучно и бездумно дошедшее до учебников и в наши дни…

Но было бы, наверное, неправильно полагать, будто Анна Леопольдовна уж совсем ничего не предпринимала для «нейтрализации» соперницы. Например, в Санкт-Петербург приглашен был в качестве возможного претендента на руку и сердце зрелой красавицы Людвиг Вольфенбюттельский, брат герцога Брауншвейгского. Но было бы уже неестественно предполагать, что Елизавета оставит свои интриги и покинет Россию. Кстати, как только она взошла на престол, незадачливый жених был с пренебрежительной поспешностью выслан на родину…

Достаточно много написано о захвате Елизаветой престола. Это был самый обыкновенный разбойный захват, свержение законного императора. Уже не требуются в качестве псевдовыборных органов никакие земские соборы, сенаты, верховные советы. Чтобы получить всероссийскую императорскую корону теперь довольно поддержки кучки авантюристов в мундирах… Как же легко осуществляется после Петра I вся эта чехарда воцарений! Индифферентность, равнодушие так называемых «широких слоев населения» поражает. Кажется, последний раз «население», «народ» активно действует аж при Софье Алексеевне! Но почему так? Вероятно, мы имеем две причины. Первая: интенсивное развитие крепостного права. И вторая причина, даже более важная: кто бы ни оказался на престоле, никаких кардинальных изменений не происходит; идет постепенное развитие в русле, намеченном Петром; интенсификация крепостного права и на этом фундаменте – развитие дворянской культуры, войны за расширение государственных границ, ведущиеся посредством армии, которая основана на рекрутских наборах и последующей полнейшей зависимости солдата… Но это что же, так все хорошо и потому не вызывает никакого возмущения?.. А в каких вообще случаях возникают эти самые «возмущения»? Мы уже отметили начало интенсивных «возмутительных выступлений» вовсе не там, где люди особенно закрепощены, а там, где они свободны – на Дону… Стало быть, эти самые «выступления» возникают не тогда, когда особенно тяжко, а когда возможно выступить. Вспомним хотя бы выступления стрельцов при Софье; эти выступления – вовсе не стихийный «народный бунт», стрельцы еще представляют собой достаточно организованную военную силу, а Петр решается на коренную ломку – на уничтожение «кантонистской армии» стрелецкой…