Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 2

Над ним смеялись, откровенно издевались. Тогда он решил уехать во Францию, где надеялся найти поддержку. Францию эпохи революций волновали иные проблемы. Его покровитель Бриссо умер на гильотине. Фич и тут оказался никому не нужен. Он вынужден был выпрашивать деньги на возвращение в Америку у консула Соединенных Штатов. Вернувшись, он понял, что все его мечты и надежды на буржуазию самых передовых тогда стран мира, как на спонсоров научно-технического прогресса, бессмысленны и лишены основания. Обреченный на нищету и забвение, изобретатель стал пить… И однажды вечером, обуреваемый горькими и мрачными мыслями, он бросился с вершины утеса в воды Делавара, проклиная людей, элиты и всех богачей мира. Хотя это не смогло остановить ход научного прогресса. Вскоре появился другой изобретатель, ирландец Роберт Фултон… Но и ему прежде чем добиться успеха пришлось метаться в отчаянии между США, Англией, Францией, Голландией, тщетно пытаясь привнести в мир свои изобретения (пароход, торпеду, подводную лодку).

Многие учёные и врачи становились жертвами своих клиентов. Был застрелен в Генуе германский анатом Георг Вирзунг, таким же образом погиб хирург Дельпех (1832). Не менее трагичной оказалась судьба врача-дантиста Гораса Вельса из США, вклад которого в медицину и стоматологию велик. Однажды он, будучи наслышан об опытах Дэви с закисью азота (тогда повсюду в Англии и Франции явились желающие дышать ею в медицинских целях), впервые применил усыпляющее действие эфира. Химик Дэви предугадал перспективы использования газа: «Закись азота, по-видимому, имеет способность уничтожать боль. Вероятно, им можно будет с успехом пользоваться при хирургических операциях, не сопровождающихся обильным истечением крови». Вельс проверил это на себе, надышался азота и велел вырвать себе зуб (при этом он не почувствовал никакой боли). Тогда он направился в Бостон, где сообщил об этом потрясающем факте членам медицинского факультета. К сожалению, во время опытов больной, употребив газ, стал истошно кричать (та смесь была неудачной). Но его компаньоны, Мортон и Джаксон, продолжили опыты и добились успеха.

Так анестезирование больных при операции вошло в обиход медицины. Но итог дела лично для Вельса оказался печален… Напрасно он колесил по Лондонам и Парижам, пытаясь доказать приоритет своего открытия. Всё было напрасно. Ловкачи перехватили у него его славу и деньги. Джаксон получил Монтионовскую премию Французской академии наук, а Мортон подсчитывал баснословные барыши, «полученные им от продажи своих прав на открытие ». Столкнувшись с нищетой и с вопиющей несправедливостью «цивилизованного мира», он кончил жизнь самоубийством, вскрыв вены. Рядом с трупом нашли склянку с эфиром. [304]

Есть немало иных, возможно, менее катастрофических, но никак не менее трагических судеб. Всем без исключения будущим знаменитостям приходилось прокладывать путь к признанию и славе, концентрируя всю свою волю и упорство. Нищета долгое время преследовала Дж. Уатта, создателя паровой машины. Химика и проповедника Дж. Пристли, создавшего в Бирмингеме «Лунное общество» (в 70-е годы XVIII в. оно было научным и философским центром средней Англии) чуть не сожгли в его доме. Пристли едва успел спастись. Затем ему пришлось переселиться в Америку, где он и умер в 1803 г. Сколько таких ученых и изобретателей страдало в тисках нищеты, преодолевая немыслимые препятствия на пути. Д`Аламбер был незаконорожденным (младенцем его бросили на рынке, у входа в церковь). Однако из него вышел энциклопедист. После выхода из печати книги Шопенгауэра «Мир как воля и представление» до первых откликов на неё прошло 166 лет. Автору пришлось испить горькую чашу разочарований и унижений, когда издатель сообщил ему, что весь тираж его книги (не нашедшей тогда спроса у читателя) сбыт по бросовым ценам в макулатуру. Однако даже эта новость не отвратила его от занятий философией, а лишь укрепила в цели.

Ещё печальнее оказалась судьба английского математика индийского происхождения Рамануджана (1887–1920). Он просил лишь немного денег, чтобы «существовать и заниматься исследованиями». Однако ни индийские магараджи, ни владельцы лондонского Сити ничего так и не сделали, чтобы серьезно помочь этому гению. Хотя крупнейшие английские математики всё же поспособствовали тому, что он стал получать небольшую стипендию от Мадрасского университета. В 1918 г. его избрали членом Английского королевского общества, а в 1920 г. он умер от туберкулеза (прямое следствие многих лет нищеты и бедности). Бернар Палисси верно говорил: «Бедность умерщвляет гений». Писатель Т. Гарди скажет: «Судьба Рамануджана – худший известный мне пример вреда, который может быть причинен малоэффективной и негибкой системой образования. Требовалось так мало, всего 60 фунтов стерлингов в год на протяжении 5 лет и эпизодического общения с людьми, имеющими настоящие знания и немного воображения, а мир получил бы еще одного из величайших своих математиков. Притом Рамануджан был человеком, в обществе которого вы могли получить интеллектуальное удовольствие, с которым вы могли за чашкой чая беседовать о политике или математике, умного человека, который, кроме того, был еще и великим математиком». [305]

Противоречия и пороки буржуазной цивилизации были настолько очевидны (даже в развитых странах Европы и в США), что Т. Пейн как-то заметил: «Представляется весьма спорным, больше всего способствовал или больше всего вредил человеческому счастью порядок, который гордо, но, быть может, ошибочно назван цивилизацией. С одной стороны, наблюдатель (этого порядка) ослеплен внешним великолепием, с другой стороны его шокируют крайности нищеты; то и другое создано цивилизацией. Самые богатые и самые жалкие представители человеческого рода встречаются в странах, именуемых цивилизованными». [306]

Таким образом, было бы величайшим заблуждением представлять развитие науки и техники в XVIII–XIX вв. как торжествующе-победоносное движение. В тот период ни у государства, ни у общества ещё не сформировалось чётких представлений о науке, технике, образовании как о важных, а тем более главных факторах богатства и развития. Консервативно-негативистские взгляды на науку характерны для неразвитой, примитивной буржуазии, что ходит ещё в «первые классы цивилизации» (что мы воочию и видим на примере России).

Чего достигла цивилизация в ходе своего «победоносного шествия»? Бродель характеризует цивилизацию в целом как «мощные оковы и каждодневное утешение». В XVI–XIX вв. у людей складывалось о ней двойственное представление. Вряд ли буржуазная цивилизация могла быть каждодневным утешением для народа. Дело в том, что, несмотря на многочисленные триумфы науки и промышленности, большинству населения её плоды пока еще были недоступны. Ведь, жизнь народных масс протекала все еще в условиях далеких от плодов достижений науки и техники. Масса крестьянства обитала вне города, а где город, там и культура. Перепись же населения Англии (1851) показывала: главными занятиями трудоспособного населения по-прежнему оставалось сельское хозяйство или работа по дому. В Бельгии, наиболее индустриальной стране континентальной Европы, половина жителей принадлежала к крестьянству (середина XIX века). Во Франции в 1850 г. из всего 23-милионного населения около 20 миллионов продолжали жить в сельской местности. В Германии даже и в 1895 г. куда больше её обитателей занято было в сельском хозяйстве, а не в промышленности. [307]Поэтому люди чаще воспринимали мир буржуа как оковы каторжника, трудясь ради удовлетворения нужд меньшинства. Возникала нешуточная угроза «опрокидывания» и краха буржуазной системы ценностей, её институтов, да и представлений о разумности их мира.