Евгений Гусляров - Сталин в жизни

В. Молотов.

Цит. по: Чуев Ф. С. 66

Мне запомнился один маленький эпизод. Дело происходило в августе или сентябре 1941 года на ближней даче Сталина, в Кунцеве. После работы, в конце дня, Сталин пригласил нас пообедать. Стол был сервирован на открытой веранде. Вечерело. Сталин подошел к выключателю, повернул его, вспыхнул яркий электрический свет.

Это было очень необычно, потому что вся Москва в это время погружалась в мрак затемнения. Сталин мог себе это позволить, потому что его всегда первого информировали об обстановке в воздухе.

Сталин с нетерпением ждал Жукова, который почему-то задерживался.

Уже после того, как все уселись за стол, явился Жуков, поздоровался со Сталиным и с самым непринужденным видом, без особого приглашения занял место за столом. Видимо, он проголодался, налил себе полную тарелку супа и, не обращая ни на кого внимания, принялся за обед. Потом взял второе и компот.

Сталин не мешал ему есть и только после того, как Жуков закончил с обедом, обратился к нему с вопросами и подключил к общему разговору.

Яковлев А. С. 267–268

Конечно, Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил на своем «Кальмаре». До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!

Рыбин А. С. 25

Вспоминаю, как сам Жуков говорил о Сталине:

— К моему сожалению, мои личные отношения со Сталиным не сложились. Но он уважал мою военную голову, а я ценил его государственный разум.

И, подумав, добавил:

— Сталин меня снимал, понижал, но не унижал. Попробуй меня кто-нибудь при нем обидь — Сталин за меня голову оторвет! — И показал рукой, как бы это сделал Сталин.

Чуев Ф. С. 323–324

Г. К. Жукову, сыгравшему выдающуюся роль в спасении Ленинграда и за успешную предыдущую полководческую деятельность, первому за годы Отечественной войны из советских военачальников, в январе 1943 года было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза. В представлении на звание Сталин написал всего три слова: «Жуков спас Москву». И, передавая документ начальнику управления наркомата обороны генералу Румянцеву, сказал: «Я думаю, что этого будет достаточно».

Патриот. 1995. № 46

Комендант ближней дачи Орлов служил у Сталина с тридцать седьмого по пятьдесят третий год. Значит, имел право отметить самое важное в характере вождя: «Он не любил соглашательских суждений вроде: «Как скажете, так и сделаем». В подобных случаях обычно говорил: «Такие советчики мне не нужны». Узнав это, я порой спорил с ним, отстаивая свою точку зрения. Сталин озадаченно ворчал: «Хорошо, я над этим подумаю». Терпеть не мог, когда к нему входили изгибаясь или выходили вперед пятками. Заходить к нему нужно было твердым шагом. Если надо — в любое время. Кабинет никогда не закрывался. Теперь прибавим следующее суждение: «Сталин уважал Жукова за прямоту и патриотизм. Он у Сталина был самым почетным гостем».

Вместе с полководческим даром этого, видимо, было уже достаточно, чтобы Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:

— Товарищ Жуков, как Москва?

— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.

— Тогда я пойду часа два отдохну.

— Можно...

Да, Сталин сумел тогда удержаться от возмущения, но обиду все-таки не забыл. Вот почему за самую трудную операцию всей войны полководец был награжден только медалью.

Рыбин А. С. 25

Мне рассказывали бывшие командующие, что когда в 1941 году они приезжали с фронта в Москву, то звонили в Кремль, в основном затем, чтобы узнать, уехал Сталин или нет. Узнавали, что он в Москве, и сразу появлялась уверенность в победе.

Чуев Ф. С. 68

И еще вопрос, на который хотелось бы ответить, который задают иногда мне, — как чувствовал себя Сталин в тот тревожный момент, где он находился в процессе битвы за Москву?

Надо сказать, что Сталин был серьезно встревожен создавшейся обстановкой в октябре месяце, особенно в период 7—25 октября. А когда нам удалось организовать оборону на линии Волоколамск—Можайск—Тула и удалось остановить наступающие части противника, Сталин был уверен в том, что врагу не удастся взять Москву, и он не покидал Москвы в течение всего сражения и всей войны. Эта уверенность Государственного Комитета Обороны, который возглавлял Сталин, была продемонстрирована, как вам известно, парадами войск 7 ноября в Москве, Куйбышеве и в других районах.

Г. Жуков.

Цит. по: Куманев Г. С. 167–168

«Милый мой папочка, дорогая моя радость, здравствуй!

Как ты живешь, мой дорогой секретаришка? Я тут устроилась хорошо, хожу в школу. Ребята все московские, знакомых очень много, так что не скучно.

Дорогой мой папуля, я скучаю всегда по тебе, когда уезжаю куда-нибудь, но сейчас что-то особенно к тебе хочется. Если бы ты разрешил, то я прилетела бы на самолете, дня на 2—3 (тут «Дугласы» ходят в Москву каждый день). Ехать на поезде — очень надоедливо. А на самолете, если позволишь — я сейчас же прилечу.

Недавно дочка Маленкова и сын Булганина улетели в Москву — так если им можно летать, то почему мне нельзя? Они одного возраста со мной и вообще ничем не лучше меня».

С. Аллилуева — Сталину. 19 сентября [1941 г.], г. Куйбышев

В конце октября 1941 года я поехала в Москву — повидать отца. Он не писал мне, говорить с ним по телефону было трудно — он нервничал, сердился и отвечал лишь, что ему некогда со мной разговаривать.

В Москву я приехала 28 октября — в тот самый день, когда бомбы попали в Большой театр, в университет на Моховой и в здание ЦК на Старой площади. Отец был в убежище, в Кремле, и я спустилась туда. Такие же комнаты, отделанные деревянными панелями, тот же большой стол с приборами, как и у него в Кунцево, точно такая же мебель. Коменданты гордились тем, как они здорово копировали Ближнюю дачу, считая, что угождают этим отцу. Пришли те же лица, что и всегда только все теперь в военной форме. Все были возбуждены — только что сообщили, что разведчик, пролетев над Москвой, всюду набросал небольших бомб...

Отец не замечал меня, я мешала ему. Кругом лежали и висели карты, ему докладывали обстановку на фронтах.

Наконец, он заметил меня, надо было что-то сказать... «Ну, как ты там, подружилась с кем-нибудь из куйбышевцев?» — спросил он, не очень думая о своем вопросе. «Нет, — ответила я, — там организовали специальную школу из эвакуированных детей, их много очень», — сказала я, не предполагая, какова будет на это реакция. Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало: «Как? Специальную школу?» — я видела, что он приходит постепенно в ярость. «Ах вы! — он искал слова поприличнее, — ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Власик — подлец, это его все рук дело!». Он был уже в гневе, и только неотложные дела и присутствие других отвлекли его от этой темы.