Евгений Гусляров - Сталин в жизни

Жюри отобрало 14 произведений и устроило прослушивание в Большом театре при участии оркестра под управлением Мелик-Пашаева… Вот сыгран последний гимн, и Сталин пригласил в ложу маститых авторов. Сталин предложил всем сесть и, дымя своей неизменной трубкой, спросил:

— Скажите, товарищ Хачатурян, что по-Вашему нужно сделать, чтобы улучшить качество музыки? Вы ведь получили замечания жюри?

— Мне кажется, — ответил Хачатурян, — что хорошо бы ввести в хор женские голоса...

— Нэ надо женщин…

— А вы, товарищ Шостакович, — обратился к нему Сталин, — получили замечания жюри? Вы с ними согласны?

— Да, да!

— Сколько же Вам надо времени, чтобы переделать музыку?

— Три дня, — сказал Шостакович, — и прочитал в глазах Вождя, что и его музыка не пройдет.

— Вот, товарищи композиторы, — сказала Сталин, — прослушали мы последние гимны. Есть у нас свое мнение, но хотелось бы прежде, чем принять окончательное решение, посоветоваться с вами. Кажется нам, что величию Страны Советов больше всего соответствует гимн профессора... — кивок в сторону Александрова. К описываемому времени Александр Васильевич Александров, главный музыкальный фаворит Вождя, пользовался невиданным почетом. Без руководимого им... ансамбля песни и пляски Красной Армии, не обходился ни один ответственный концерт.

— Только я вот что скажу Вам, профессор, там у Вас что-то с инструментацией неладно.

Композитор смешался:

— ...Да, да, Иосиф Виссарионович, Вы совершенно правы, мне вот некогда было, и я поручил Кнушевицкому, а он схалтурил, безобразно отнесся, надо переделать...

Взрывается Шостакович:

— Александр Васильевич! Замолчите немедленно! Сейчас же замолчите! Как вам не стыдно? Кто же за вашу музыку будет отвечать, если не вы сами! Как вы можете так говорить о человеке, которого здесь нет и который является вашим подчиненным по армии. Сейчас же замолчите!

Все замерли. После тяжелой паузы Вождь заметил:

— А что, профессор, нехорошо получилось...

Антонов-Овсеенко А. Театр Иосифа Сталина. М.: АСТ, 2000. С. 136–138

Среди ночи раздался телефонный звонок:

— Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!

— Надеюсь, что не разбудил... Прослушали мы сегодня Гимн. Куцо получается... Мало слов. Ничего не сказано о Красной Армии. Надо написать еще один куплет, посвятив его армии. Отразить роль нашей армии в героической борьбе против захватчиков. Показать нашу мощь и веру в победу...

— Когда это нужно? — почему-то спросил я.

— Когда напишете — пришлете, а мы посмотрим, — ответил Сталин и положил трубку.

28 октября 1943 года В. П. Московский находит авторов по телефону и сообщает о срочном вызове к Сталину.

На часах 22 часа 30 минут.

У стены, на которой висят портреты Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний. Справа столик с разноцветными телефонными аппаратами. Прямо напротив авторов с листком бумаги в руках стоит Сталин. За длинным столом сидят Молотов, Ворошилов, Маленков, Щербаков...

Сталин протягивает мне напечатанный на машинке текст Гимна.

— Ознакомьтесь! — говорит Сталин. — Нет ли у вас возражений? Надо еще поработать. Главное, сохранить эти мысли. Возможно ли это?

— Да, — отвечаю я. — Можно нам подумать до завтра?

— Нет, нам это нужно сегодня. Садитесь, поработайте. Вот карандаш, бумага, — приглашает нас к столу Сталин...

Мы садимся. Но необычная обстановка смущает.

— Что? Неудобно здесь работать? — спрашивает Сталин улыбаясь. — Сейчас вам дадут другое место.

Запев третьего куплета не ложится в размер предыдущего. Однако множество вариантов, написанных накануне, помогают авторам решить задачу. В 23.45 они возвращаются в кабинет Сталина и предлагают новый вариант.

После короткого обсуждения этих строк и очередных уточнений Сталин говорит Щербакову:

— Товарищ Щербаков, пусть этот текст отпечатают сейчас на машинке. Вы пока посидите с нами, — обращается он к нам.

Так появился куплет, в котором были строки:

Мы армию нашу растили в сраженьях,

Захватчиков подлых с дороги сметем!

С. Михалков.

Цит. по: Краскова В. Звезды кремлевской эстрады. Минск, 1996. С. 136–137

Я вспоминаю еще такой эпизод. В дни работы над текстом Гимна СССР меня разыскали на фронте и привезли к командующему генерал-лейтенанту Курочкину. Тот говорит: «Срочно звоните Ворошилову, он интересовался, где вы пропадаете».

Дозваниваюсь до Ворошилова, слышу в трубке: «Товарищ Сталин просил у вас узнать, можно ли заменить знак препинания во второй строке второго куплета?»

Получить согласие авторов текста на изменение одного знака препинания? Что за причуда?

Естественно, я не возражал...

Михалков С. От и до… Книга воспоминаний. М.: ОЛИМП, 1997. С. 156

После заключительного прослушивания гимна в Большом театре нас пригласили в ложу правительства — к накрытому столу. Сталин нас встретил и сказал, что, по русскому обычаю, надо «обмыть» гимн. Посадил рядом. Здесь же были члены Политбюро... Мы находились в ложе до пяти часов утра. Говорили в основном Эль-Регистан, я и Сталин. Остальные молчали. Когда было смешно, все смеялись. Сталин попросил меня почитать стихи. Я прочитал «Дядю Степу», другие веселые детские стихи. Сталин смеялся до слез. Слезы капали по усам. Во время разговора Сталин цитировал Чехова, он сказал такую фразу, я ее запомнил, что «мы робких не любим, но и нахалов не любим». Тосты поднимали мы и товарищ Щербаков. Сталин сделал нам замечание: «Вы зачем осушаете бокал до дна? С вами будет неинтересно разговаривать». Он спросил меня, партийный ли я. Я сказал, что беспартийный. Он ответил: «Ну ничего, я тоже был беспартийным». Нашими биографиями Сталин, видимо, не интересовался. Регистана он иронически спросил: «Почему вы Эль-Регистан? Вы кому подчиняетесь: католикосу или муфтию?»

Михалков С. // Огонек. 1988. № 12. С. 7

Зимою 1943—44 года, уже после Сталинграда, отец вдруг сказал мне в одну из редких тогда наших встреч: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих... Стану я с ними торговаться! Нет, на войне — как на войне». Он волновался, — это было видно по его раздраженному тону, — и больше не стал говорить об этом ни слова, а сунул мне какой-то текст на английском языке, что-то из переписки с Рузвельтом, и сказал: «Ну-ка, переведи! Учила, учила английский язык, а можешь ли перевести?» Я перевела, он был удивлен и доволен, — и аудиенция закончилась, так как ему было уже некогда.

Аллилуева С. С. 147

Отец тяжело переживал плен Якова. Когда предложили обменять его, сказал: Там все мои сыны.

А. Сергеев (приемный сын Сталина).

Цит. по: Чуев Ф. С. 65

— Сталин не стал его выручать, сказал: «Там все мои сыны».