Мирослав Морозов - Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Для того чтобы правильно оценить то, что произошло дальше, необходимо кратко охарактеризовать общую атмо­сферу в армии и стране, которая сложилась к лету 1941 г. в плане восприятия внешней угрозы. Известно, что в августе 1939 г. СССР заключил пакт о ненападении с Германией, боль­ше известный как «пакт Молотова — Риббентропа». Тогда обе стороны были уверены, что обманули друг друга: за счет пак­та Германия получала свободу рук в отношении Польши и на Западе, СССР — в отношении прибалтийских республик, Финляндии и Молдавии. К лету 41–го каждой из сторон боль­шей частью удалось осуществить свои планы, и тогда встал вопрос: что дальше? Перед Германией оставалась непокорен­ная Англия, которую все более и более откровенно поддержи­вали США. Перед СССР находилась весьма и весьма разрос­шаяся Германия, усиление которой произошло гораздо более быстрыми темпами, чем того ожидали в Кремле. В ноябре 40-го нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов и Гитлер встре­чались в Берлине, но на этот раз не нашли общего языка по вопросу дальнейшего раздела сфер влияния. Кроме непо­средственного столкновения интересов, на войну с СССР Гит­лера толкало еще и то соображение, что «советы» являлись последним потенциальным союзником Англии на континенте, и ликвидация их могла сделать британцев более сговорчивыми.

С конца 1940 г. по различным каналам к Сталину стала сте­каться информация о проведении немцами на их восточной границе различных мероприятий, которые обычно предшест­вуют нападению. К этому относились и перегруппировка войск, и строительство новых дорог и аэродромов, и воздушная раз­ведка советской территории. О готовящемся нападении пря­мо предупреждали англичане и некоторые из агентурных раз­ведчиков, например, небезызвестный Рихард Зорге. В каче­стве времени возможного нападения называлась весна, а затем лето 1941 г. С одной стороны, Сталин с тревогой следил за этими приготовлениями, с другой — понимал, что его стра­на и армия не будут готовы к отражению агрессии к этому сроку. Когда заключался пакт, Сталин считал, что он перехит­рил Гитлера, а теперь получалось, что обманутым оказался он сам. Крупная техническая модернизация вооруженных сил, наращивание их боевой подготовки, начатые после окончания «Зимней войны», еще не успели дать результатов. Сталин хо­тел выиграть время, отсрочить немецкое нападение до сле­дующего лета, когда СССР смог бы противопоставить нацистам большую, хорошо подготовленную и вооруженную армию. А как это время можно выиграть? Не ссориться с Гитлером, не злить его, не замечать его враждебных действий, строго соблюдать условия торгового договора, не поддаваться на провокации. Кроме того, еще теплилась надежда, что Гитлер не станет вести войну на два фронта и нападет на Советский Союз не раньше, чем заключит мир с Англией. В конечном итоге, пси­хическое напряжение, нежелание признать себя обманутым, страх перед нападением переродились у Сталина в нежела­ние слышать что-либо новое о приготовлениях немцев. Когда ему докладывали об этом, он нередко впадал в ярость и, по­добно императорам Средневековья, приказывал казнить тех «гонцов», которые приносили нежеланные вести. В апогее этого напряжения 14 июня агентство ТАСС сделало заявление о ложности слухов о готовящемся нападении Германии на СССР. В Берлине на него никак не отреагировали. Гитлер тоже знал о плане модернизации Красной Армии, и оттого в своем стремлении напасть он становился только решительней.

Все вышеизложенное отнюдь не свидетельствует о том, что в СССР ничего не делалось для подготовки к отражению агрессии. Строились оборонительные рубежи на новой гра­нице, к ней подтягивались соединения из внутренних округов. Неоднократно отдавались приказы по усилению бдительно­сти войск, но при этом каждый раз подчеркивалось, что они не должны поддаваться на провокации. 19 июня все западные флоты СССР перешли на готовность № 2. Последней каплей стало сообщение, поступившее из штаба 5-й армии, находив­шейся в Западной Украине. По информации, полученной от немецкого солдата-перебежчика, нападение Германии на СССР должно было начаться в ночь на 22 июня. После много­кратной проверки сообщения и долгих раздумий около 17 ча­сов 21 июня Сталин созвал совещание высшего военного ру­ководства, на котором, наконец, было принято решение о приведении всех войск в полную боевую готовность и разре­шении открывать огонь по врагу, правда, при этом вновь под­черкивалось, что на провокации поддаваться не следует. Око­ло 11 часов вечера эта информация была доведена и до ко­мандования военно-морского флота. Немедленно в адрес всех западных флотов были отправлены шифрованные теле­граммы о переходе в боевую готовность № 1. Не дожидаясь их прохождения, нарком Н. Г. Кузнецов поочередно обзвонил все три флота и продублировал указание устно. Черномор­ский флот стал последним в этом списке, и нарком дозвонил­ся до него незадолго до часа ночи 22-го.

— Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность? — спросил Н. Г. Кузнецов начальника шта­ба ЧФ контр-адмирала И. Д. Елисеева.

— Нет.

— Действуйте без промедления! Доложите командующему.

Телеграмма прибыла в 01.03, и с ней в руках начальник штаба прибыл на командный пункт, где в ту ночь дежурил ка­питан 2-го ранга Н. Т. Рыбалко. В 01.15 готовность № 1 была объявлена по флоту.

Комплекс мероприятий, предусмотренных этим сигналом, включал вызов всего личного состав на корабли и в части, а это с учетом увольнений требовало времени. Первоначально осуществляли скрытый сбор — через посыльных. За коман­дующим флотом послали машину на дачу. Затем И. Д. Елисее­ву показалось этого недостаточно, и в 01.55 был объявлен «большой сбор» — по всей главной базе флота. Загудели си­рены кораблей и судоремонтного завода, зазвучали сигналь­ные выстрелы береговых батарей. Постепенно начали гаснуть огни на бульварах и в окнах домов. Городские власти и неко­торые командиры звонили в штаб и с недоумением спраши­вали:

— Зачем потребовалось так спешно затемнять город? Ведь флот только что вернулся с учений. Дали бы людям немного отдохнуть.

— Надо затемниться немедленно, — отвечали из штаба.

Последовало распоряжение выключить рубильники город­ской электростанции. Город мгновенно погрузился в такую густую тьму, какая бывает только на юге. Лишь один маяк про­должал бросать на море снопы света, в наступившей мгле особенно яркие. Связь с мая­ком оказалась нарушенной, и к нему пришлось посылать мотоциклиста, который на полной скорости гнал через темный город.

В 02.30 первый секретарь Севастопольского горкома партии Б. А. Борисов (в со­ветское время так называ­лась должность мэра горо­да [неверно, должности мэра соответствовал Председатель Горсовета — Прим. lenok555 ]), получив информацию от командующего флотом об ожидающемся нападении, собрал бюро горкома на за­седание. Было решено при­вести в готовность МПВО (местное ПВО — военизиро­ванное формирование мест­ного населения, занимавшее­ся наблюдением за воздуш­ной обстановкой, тушением зажигательных бомб, оказанием помощи раненым и т. д.), вы­звать на предприятия всех руководителей и коммунистов, обеспечить в городе порядок. Обо всем этом было доложе­но в Симферополь секретарю областного комитета партии B. C. Булатову.