Андерс Стриннгольм - Походы викингов

Тема славяно-скандинавских контактов на заре государствообразования как на Севере, так и на Руси, поистине неисчерпаема, так неисчерпаема литература, посвященная этой теме. В кратких комментариях невозможно сколько-нибудь подробно остановиться ни на одном из основополагающих и узловых вопросов, образующих тело проблемы. Поэтому мы дадим лишь самый общий абрис прошлых и современных подходов и решений, отослав любознательного читателя к важнейшим источникам и научным трудам. В отечественной историографии вопрос об участии скандинавских викингов в генезисе Древнерусского государства приобрел болезненную и чрезвычайно политизированную, насыщенную эмоциями форму так называемой норманнской проблемы или варяжского вопроса. На практике эта полемика выряжалась в борьбе двух непримиримых научных лагерей — норманистов и антинорманистов. На протяжении почти трех столетий, по крайней мере с середины 1730-х гг. роль скандинавов то искусственно преувеличивалась, то еще более необоснованно занижалась. Подробный анализ историографии вопроса дан в обобщающей работе А. А. Хлевова «Норманнская проблем» в отечественной исторической науке» {СПб., 1997, там же см. основную библиографию), а также в книгах М Л. Максимовича (Собрание сочинений, т. 1, 1С, 1876), В. А. Мошина («Вяряго русский вопрос», Slavia, X) и И. П. Шаекодьского («Норманнская теория в современной буржуазной науке», М, 1965). Отдельные периоды русской историографии — как например, третья четверть XIX в. или 1940—1960-е гг. — были отмечены подъемом антинорманизма, в остальные периоды пальма первенства принадлежала норманистам. Дефект дискуссии, делавшей ее с философской и историософской точки зрения совершенно бесплодной, заключался в самой постановке вопроса. В центре обсуждения очень долго были проблема этнической принадлежности призванных варяжских князей и пришедшей с ними дружины. Желание отстоять автохтонность великокняжеской династии приводило к генерации довольно курьезных и наивных идей, не имевших порой ничего общего с реальностью, но решительно отказывавших Рюрику со товарищи в скандинавском происхождении. Всегда, а особенно в послевоенные годы, вопрос этот имел отчетливо выраженный идеологический «поддон», что мало способствовало поиску истины. Конец дискуссии был положен в середине 1960-х — конце 1980-х гг. путем признания тех фактов, что; а) расселение славян и скандинавов среди автохтонных финнов и билтов разворачивалось практически одновременно, встречнонаправленно, и имело в принципе одинаковый характер (выкачивание дани из местного населения, преимущественно в форме подати мехами, лишь с преобладанием среди славян колонизационно-поселенческого начала); б) государство вызревало вполне закономерно, не нуждаясь в каких-либо культуртрегерских «первотолчках», и возникло изначально как механизм регулирования этого данническо-властного равновесия и как средство упорядочения транзитной торговли по Волжскому пути и Пути из паряг в греки; в) скандинавы внесли важный вклад в становление Древней Руси именно как высококвалифицированные воины (по существу — лучшие в то время и Евразии), придав своеобразие и колорит складывающемуся государству, удачно гармонируя с духовной составляющей, пришедшей из Византии (не слчаен термин академика Д. С. Лихачева «Скандовизантия»). Отдельно всегда выделялся вопрос о происхождении имени «русь». Несмотря на необозримый спектр предложенных решений, наибольшее доверие вызывает точка зрения, согласно которой оригинальным источником этого этнонима является самоназвание скандинавских мореходов «родс» (гребец, ибо до VIII столетия парус не был в употреблении на Балтике и в северных морях вообще), от которого произошло название шведов в эападпофинских (финском и эстонском) языках — «руотси, роте» (см. также далее у Стриннгольма). От них, находившихся на переднем крае контактов с викингами-варягями, это слово переняли славяне, переделав его на свой манер — русь, совершенно так же, как племя суоми стало и славянском языке сумью, а хяме — емью. Таким образом, соглисно этой точке зрения, «русь» — изначально скандинавская, а потом и полиэтничная, смешанная, дружина, команда корабля, и лишь спустя десятилетия этот термин приобретает не профессиональное, но сугубо этническое значение, становясь наименованием народа и государства. Что касается Новгорода-Хольмгарда, и в особенности Ладоги-Альдейгьюборга, бывшей первой «резиденцией» Рюрика и, таким образом, формально — первой столицей Русского государства, то ей посвящены по крайней мере два замечательных издания, долженствующие быть упомянутыми здесь: Бранденбург Н. Е. «Старая Ладога» (СПб., 1896) и «Средневековая Ладога» (Л, 1985

Через религиозные и торговые связи и обширные завоевания, охватывавшие едви ли не половину всего тогдашнего света, арабы находились в сношении с разными странами и народами. Они любознательнее других и странствовали далее всех, оттого и собрали в своих сочинениях богатый запас сведений по истории, народописанию и географии, во многих случаях озаряющих для нас самый древний и темный период средних веков. Их торговые путешествия к хазарам и булгарам и сношения с этими народами в VIII и IX столетиях пособили им собрать разнообразные сведения о самих северных странах и тамошних обитателях, торговавших с хазирами и булгарами.

Арабские исторические и географические сочинения явились ценнейшим источником, введенным в научный оборот главным образом в середине XIX столетия. Они явственно демонстрируют разницу между славянами и русами, подчеркивая нетождественность этих понятий. Кроме того, у Ибн-Фадлана мы находим единственное детальное описание обряда языческого погребения знатного купца-руса, тождественного обряду, реконструируемому по археологическим данным. Важнейшие публикации — Гаркапи А. Я. «Сказания мусульманских писателей о славянах и русах (с первой половины VII века до конца X века по Р. X.)» (СПб., 1870) и Заходер Б. Н. «Каспийский свод сведений о Восточной Европе, 2» (М., 1967).

Этим именем арабские писатели, кажется, означают Югрию, северную землю, по обеим сторонам Уральского хребта.

Булгары приносят в Вису мечи из магометанских земель. Эти мечи без рукоятей без всяких украшений, простые клинки, в том виде, в каком вышли из горна. Если повесить их на нитки и щелкнуть по ним, то они звенят. Такое оружие идет в землю Юру (Югрию), где жители покупают их по дорогой цене. Древнейшая Русская летопись рассказывает, что киевляне, данники хазар, до времен основания Русского государства, платили им дань обоюдоострыми мечами. И при покорении Перми руссы нашли у тамошних жителей стальные мечи. В какой бы мере ни были справедливы эти известия (кажется, сомневаться в них не имеем права, потому что тут нет ничего невероятного), но можем заключить, что мусульманские клинки принадлежали к числу предметов торговли с племенами Северной России. Не может ли это служить некоторым объяснением рассказогв, часто попадающихся в сагах, про драгоценные, чудесные мечи работы карликов?