Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь

Так проходили недели. Повсюду в галльских деревнях набирали на войну молодежь, формировали контингенты, чистили оружие, выводили из стойл вьючных животных и нагружали их хлебом. На всех дорогах встречались молодые люди и отряды, направлявшиеся в места, назначенные для сбора, откуда все они должны были направляться в Бибракте, где уже собралась знать главных государств для переговоров по поводу командования армией и плана войны. Но вокруг Алезии расстилалась молчаливая и зловещая пустыня. К Цезарю доходили только скудные и неясные известия о создаваемой армии, а с высоты стен Алезии караулы Верцингеторига тщетно обозревали горизонт. Скоро в Алезии начали страдать от голода, и наступил день, когда Верцингеториг с общего согласия вынужден был избавиться от бесполезных ртов, выслав всех, не принадлежащих армии, за пределы города, в промежуток между стенами и внутренней римской траншеей. Он надеялся, что Цезарь возьмет их, чтобы продать, и что таким образом они спасутся от смерти. Но у Цезаря не было хлеба и для своих солдат. [314]Напрасно эта обезумевшая толпа стариков, женщин и детей, страдавшая от непогоды и холода, протягивала свои руки, прося римлян дать ей хлеба. Каждый день осажденные в Алезии и римляне могли видеть женщин, стариков и детей, евших траву, плачущих, жалующихся и падающих от истощения. Пространство между траншеями и холмом превращалось в поле агонии, в кладбище, где умирающие были уже скелетами. Но раздирающие крики этих несчастных, умирающих от голода, не трогали ни римских, ни галльских сердец. Те и другие загрубели от опасности, от голода, от этого страшного и бешеного напряжения борьбы человека против человека. Если между стенами Алезии и траншеями умирали от истощения, то и в Алезии сам гарнизон тратил последние запасы, а в римских траншеях солдаты работали с пустыми желудками. Если бы в этот ужасный момент, вместо того чтобы набирать большую вспомогательную армию, многочисленные отряды воинов опустошили окрестности и захватили отряды лингонов и ремов, то армия Верцингеторига и мандубии, может быть, и умерли бы с голоду, но они сошли бы в небытие, увлекая за собой тридцать тысяч римских солдат, которые также умерли бы от истощения и страданий возле алезийской скалы.

Вместо этого регулярная война еще раз спасла Цезаря. Многочисленная галльская армия, даже если считать, что в ней было менее 250 000 человек, пришла на помощь Алезии. [315]Но это было только большое беспорядочное сборище, поспешно набранное во всех классах галльского общества и бывшее под командой четырех военачальников: Коммия, Веркасивелавна, Эпоредорига и Вирдумара, которые не были согласны друг с другом. Справедливо замечали, что двое из этих генералов были эдуи и что эдуи, присоединившиеся к революционному движению только в последний момент, по-видимому, участвовали в этой решительной борьбе с медлительностью, которая делала бы возможным скорое примирение их с Римом. Во всяком случае, если бы эта армия была регулярным войском, находившимся под командой способных военачальников, то она могла бы уничтожить Цезаря, принеся в жертву Верцингеторига. Нужно было осадить лагерь Цезаря, как Лукулл осадил Митридата под стенами Кизика, и принудить его либо открыть дорогу к городу, либо умереть с голоду. Вместо этого недостаток согласия между вождями, раздоры в армии наряду с нетерпением спасти Верцингеторига побуждали вождей неоднократно атаковать римские траншеи, в то время как Верцингеториг нападал на них с внутренней стороны. Эти атаки продолжались семь дней, [316]но галлам не удалось разбить большой вал из земли и людей, воздвигнутый гением Цезаря за один месяц. Антоний, Лабиен, Требоний, Антистий и Каниний под руководством Цезаря энергично отражали приступы на всех атакованных участках. Эти безрезультатные и стоившие многих жизней попытки утомили и привели в уныние вспомогательную армию, которая, если иметь в виду ее состав, должна была или быстро победить или распасться. Она кончила тем, что, не будучи в состоянии прорвать железное кольцо, окружавшее Алезию, разбежалась, оставив во власти римлян много пленных. Верцингеториг вынужден был сдаться; его армия, остатки мандубиев и большая часть пленных стали добычей солдат Цезаря. Ко всеобщему великому изумлению, война неожиданно окончилась к концу сентября.

Галлия, варварская страна, стремившаяся к цивилизации и вследствие этого полная противоречий, не умела вести ни страшную и упорную партизанскую войну варваров, ни методическую войну цивилизованных народов. Она попеременно вела то ту, то другую. В этой войне сказалась непоследовательность тогдашнего галльского общества, и только этим можно объяснить, каким образом Галлия была побеждена маленькой армией из 30 000 человек. Верцингеториг был героем и жертвой этого противоречия, которое могло разрешиться только великим крушением. Римская армия и ее генерал, осаждая Алезию, испытали великий искус, который мог бы окончиться катастрофой не только в том случае, если бы полководец был менее отважен, менее умен, менее силен духом и телом, но и если бы его солдаты были менее упорны. Эти тридцать тысяч человек были бы, конечно, охвачены паникой, когда оказались одни в обширной вражеской стране, окруженные со всех сторон, лишенные операционной базы и путей сообщения с Италией, если бы они были так же робки, как солдаты Красса. Для поражения упавшей духом армии было бы достаточно даже той смеси регулярной войны и партизанских набегов, которую вели галлы; Цезарь мог бы погибнуть и по дороге в нарбонскую Галлию, как Красc погиб по дороге в Армению, и вся история Европы приняла бы другой оборот.

Что случилось бы, если бы Рим потерпел в Галлии поражение, аналогичное прошлогоднему поражению при Каррах? Момент был очень критический, и после гибели Красса моральный удар, нанесенный душе нации второй катастрофой, постигшей бы на этот раз Цезаря, мог быть ужасен. Италия была бы навсегда лишена мужества и отказалась бы от всякого движения вперед в пределах Европейского континента. Во время кошмарных дней осады Алезии решалась судьба европейской цивилизации. Если Цезарь не завоевал Галлии с быстротой молнии, в чем его упрекали враги, то он сделал более скромное, но не менее важное дело: за семь лет он создал маленькую, но стойкую армию, какой Рим не имел уже давно и которая в решительный момент европейской истории сумела придать событиям определенное направление, которое не смогли изменить последующие века.