Юлия Пушнова - Клеопатра: История любви и царствования

Октавиану не пришлось долго ждать начала задуманного спектакля. Его поторопил сам Антоний на празднике Дарения.

Рим увидел, как в Египте раздаются детям Клеопатры все земли, завоеванные Римом за последние сто лет. Так эти события были освещены агентами Октавиана. Образ Клеопатры-Исиды в белой тунике с диадемой фараонов на голове волновал и пугал, золотой систр богини в ее руках настораживал. Не слишком ли увлеклась царица в своем желании быть живой богиней и мировой владычицей?

Праздник Дарения был обставлен как самый торжественный ритуал. На царском помосте теперь красовались два золотых трона. Второй был занят Антонием в костюме Диониса. Рядом с ним на четырех креслах располагались дети. Рим увидел в этом символ четырех сторон света, захваченных теперь Египтом. Антоний, наверное, потерял разум? Он делит мир по своему усмотрению между детьми, которых признает законными наследниками!

Для последнего удара Октавиану пока не хватало только того, что на его стороне не было армии. Армия поддерживала Антония. А раз так, соперник мог не считаться с мнением и настроением римского населения.

Антоний понимал, что такая поддержка не будет вечной. В конце 33-го г. истекало второе пятилетие триумвирата. Это означало, что Октавиан лишается законного права на власть. Антоний тоже не мог надеяться на продление полномочий на следующий период. Подобное положение, однако, не пугало Повелителя Востока. В его руках были несметные богатства и ресурсы могущественной державы, он спокойно смотрел в будущее, осознавая, что именно он сейчас может оказать на политику в мире решающее воздействие. С его мнением и его решениями не могли не считаться.

Наверное, не без его участия консульство на 32 года получали два его близких друга – Гай Соций и Гней Домиций.

Борьбу за владычество над миром будут отныне вести Октавиан и Антоний.

Они были когда-то соратниками в борьбе против врагов Цезаря, потом конфликт был предотвращен путем создания триумвирата. Теперь каждый закончил свои войны, и осталась только одна непримиримая борьба – за власть.

И Октавиан получил возможность сделать первый шаг к открытой борьбе. Повод для этого дал сам Антоний.

1 января 32 г. консулами стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они принадлежали к числу сторонников Антония. Они на все лады превозносили Антония и осуждали Октавиана. При таких обстоятельствах карьера Октавиана могла завершиться бесславно.

На заседания сената он теперь являлся не всегда, передавая преданному ему народному трибуну Нонию свое право накладывать вето на любое постановление сената, парализуя слишком решительные намерения новых консулов.

Но вот по просьбе самого Октавиана было созвано заседание, приглашение на которое получили не все. С его стороны это было незаконно, так как никакой официальной должности он уже не занимал. Однако сенаторы предпочли явиться. Незаконным был и следующий поступок – Октавиан вошел в зал заседаний в окружении друзей и легионеров, в руках которых были мечи и кинжалы. Причем спрятаны они были так небрежно, что при желании их мог увидеть каждый. Октавиан выбрал место между двумя консулами, что тоже было нарушением правил.

В жарком споре были высказаны многие противоречивые мнения о последних событиях в Египте.

Странно, но сенаторы не боялись высказываться против Октавиана. Может быть, многие уже видели развал в триумвирате и осознавали недолговечность этого союза.

«Я думаю, – Октавиан говорил тихо, но очень твердо, взвешивая каждое слово, – я думаю, пришло время обсудить события, которые давно не дают покоя многим разумным гражданам Рима. Именно сейчас представился случай доказать, что миру грозит смертельная опасность со стороны Египта».

Сенаторы молчали, и в их молчании Октавиан не угадывал ни согласия, ни противоречия. Он вдруг неожиданно для себя понял, что в душу закрадываются леденящий страх и неуверенность. Что происходит, ведь он готовил эту речь несколько дней. Он собрал только самых преданных ему людей, которые не боятся высказывать свои мысли, которые готовы выступить вместе с ним при любом раскладе власти. «Там, на Востоке, Антоний щедро раздаривает земли, завоеванные Римом. Дарит он их детям царицы Клеопатры. От века в век не принято было совершать такие действия по отношению к чужеземным правителям. Антоний превращается в египетского прислужника». Молчание сенаторов теперь вдохновляло Октавиана. Они не протестуют, значит, соглашаются. Голос его окреп от уверенности в собственной правоте. «На днях мне сообщили о чудовищном случае в Александрии. Впрочем, чудовищно все, что происходит там. Под влиянием этой распутной царицы римляне теряют голову и совершают позорящие их безумства. Известный нам римский гражданин, уважаемый гражданин, явился на пир „Неподражаемых“, как они себя называют, вымазавшись с ног до головы синей краской. Он надел на голову шутовской венок из тростника, а к ягодицам прицепил хвост дельфина». Антоний заметил, как на лицах сенаторов улыбка сменялась недоумением, а потом негодованием. «Затем он совершенно нагой исполнил пантомиму, в которой стоял на коленях перед Антонием и распутницей, изображая морское божество, кувыркающееся в волнах...» – Антоний замолчал, переводя дух. Среди присутствующих прошелестел возмущенный шепот, и несколько человек недоверчиво переглянулись: «Прости, Октавиан наше сомнение, но эти известия пришли от надежных людей?» Октавиан не успел ответить, поднялся сенатор Светоний:

«Я подтверждаю слова Октавиана. Того гражданина зовут Планк, и он имел наглость заказать одному из ремесленников скульптуру Антония. На черном гранитном цоколе он приказал выгравировать надпись “От Блюдолиза – Антонию Великому, служителю Афродиты, Неподражаемому”».

Теперь шепот среди сенаторов перерастал в грозные раскаты. «Это позор! Разврат! – слышались крики. – К ответу блудника!»

Октавиан понял, что первая, пусть маленькая, победа на его стороне. Необходимо было поставить значительную точку под сегодняшним разговором:

«Антоний вызвал также негодование против римского народа, когда в цепях провел во время своего триумфа могущественного царя Армении. При этом он не вернул Риму даже половины того, что добыл в войне против парфян и армян. Все ушло в сокровищницы Египта. Рим только теряет авторитет, но не приобретает взамен ничего. Я надеюсь, что в ваших сердцах не осталось сомнений. Теперь мне не придется убеждать вас в опасности, грядущей от Царицы царей!» Октавиан специально повысил голос на последних словах, наблюдая за реакцией сенаторов. Да, это успех! Все присутствующие сегодня на тайном заседании на его стороне. Отныне они его верные сподвижники в борьбе против Антония и его любовницы.