Андрей Буровский - Пётр Первый - проклятый император

Одним словом, в британской политике сталкивались разные общественные и государственные институты, разные группы людей и разные учреждения. Никто не имел абсолютного права говорить от имени всех или от имени какой–то высшей истины, и король был только лишь одной из сил в этом поле.

Между прочим, вот в этом король Великобритании не так уж сильно отличается от своего русского коллеги, московитского царя, Алексея Михайловича Романова. И Алексей Михайлович был ограничен в своей власти — пусть не писаными законами, но неписаными традициями, он вовсе не мог сделать все, что ни пришло бы ему в голову.

Точно так же в поле русской политики XVII века сталкивались интересы крупных феодалов, разных классов общества и разных государственных структур (приказов, Боярской думы и так далее). Общая тенденция развития была как раз в постепенном ослаблении традиции, в замене её законами, во все более тонком и сложном ограничении власти царей.

Алексей Михайлович даже приятнее Георга III, как вообще умный и образованный человек приятнее сумасшедшего и дурака, а приличный богобоязненный семьянин привлекательнее сатаниста, одержимого манией разрушения.

Если же вернуться к Георгу III, то существенно важно вот что: реально король для проведения своей политики мог только договариваться с другими силами, убеждать их помочь ему… или интриговать, ставить «своих людей» на ключевые места. Например, в 1762 году (не успел Георг III прийти к власти) правительство вигов, которое фактически контролировал Уильям Питт–старший, сменило правительство королевского фаворита Дж. Бьюта, и в дальнейшем, до начала 1780–х, правительство возглавляли ставленники короля.

Некоторые ученые, кстати, именно с этим связывают неудачи во время войны с Соединенными Штатами: по их мнению, более разумные политики могли бы или не допустить войны вообще, вовремя пойти на разумные уступки. Или развалить еле–еле сложившуюся коалицию штатов, разделить их на союзные и враждебные и эти враждебные штаты постепенно удавить и принудить к капитуляции — как силами самой Британии, так и силами союзных штатов.

Не говоря уже о том, что и военные действия могли бы вестись совершенно на другом уровне. Ведь правительство Британии очень долго не могло понять — в Америке происходит не просто локальный бунтик, который можно подавить силами наемных солдат, натуральным образом купленных в германском герцогстве Гессен. Соединенные Штаты Америки устроили вполне серьезную революцию, и необходимо напряжение всех сил, срочная посылка в Америку всех элитных войск.

Если это мнение справедливо, получается, что Георг III все–таки сумел нанести Великобритании существенный вред. Но и в этом случае такой вред мог бы оказаться несравненно более масштабным; скажем, Прутский поход Петра I явно принес России несравненно больше неприятностей, чем проигранная в Америке война — Британии. В целом же правление сумасшедшего короля очень мало… если сравнивать с Россией, то просто поразительно мало сказалось на достижениях Британии за 60 лет правления Георга III.

Получается, что рыночная экономика Британии, корпоративная система управления и парламентский строй ставят мощнейшую «защиту от дурака». Хорошо, конечно, если король — умница и талант; такой король может очень помочь своей стране и сделать для нее много хорошего. Но если даже король не особенно выдающаяся личность, и даже если он и вовсе не способен править страной, ничего страшного! Всё равно идет промышленный переворот, все равно избыточное население выбрасывают из страны, разгоняют по Новой Зеландии, Австралии и Южной Африке; всё равно британские корабли бороздят все океаны планеты, а рёв британских пушек знаменует для темнокожих обителей Африки и Востока наступление новой эпохи — британского колониализма.

А король?! Что — король? Пусть сидит в Вестминстерском дворце да поменьше показывается на люди. Играет он роль символа нации? Того, чьим именем берут города и выигрывают сражения? Ну и пусть себе играет, никому от этого не хуже, и вообще — бывают символы ещё противнее.

Очень похоже, что, существуй в Московии образца 1689 года такой же строй, как в Великобритании образца 1760–го, — и вовсе не так уж опасен был бы Пётр и весь стоящий за ним клан Нарышкиных. Если бы действия царя находили бы поддержку остальных политических сил — он бы имел полную возможность проводить нужную ему политику. Если же нет — включается «защита от дурака», после чего Пётр мог бы так и сидеть и писать свои 20 тысяч указов… да хотя бы и 200 тысяч — кому от этого плохо, если ни один из его указов не может ни уничтожить крестьянское производство полотна, ни погубить 3000 стрельцов?! Пусть его пишет, ведь все равно любой указ станет обязательным к исполнению только тогда, когда его «приговорит» Боярская дума, признает патриарх, когда с его содержанием согласятся дьяки главнейших приказов…

Наверное, и на Руси мог бы сидеть на престоле государь не особо вменяемый, лишь бы он особо не мешал обществу делать то, чему пришла пора. Да, кстати, такой царь был и у нас! Царь Федор Иванович, сын Ивана Грозного, был откровенно невменяем.

Степень его невменяемости задним числом определить непросто, потому что чем хуже относились люди и к стране, которую возглавляет монарх, и к самому монарху, тем больше и с тем более красочными подробностями склонны они рассказывать о его душевной болезни. Но, в любом случае, был Фёдор Иванович человек тихий, не склонный никому ни в чем мешать, и страна действительно шла себе, куда идется, без особенного руководства со стороны царя.

Очень возможно, что, если бы сын Нарышкиной оказался таким же тихим, бесцветным дурачком, он, при определенных обстоятельствах, мог бы и не оказать особого воздействия на ход событий. Даже при том, что «защиты от дурака» не было в русской политической традиции, что делать!

Вообще же получается довольно мрачная картина. Вот почти целое столетие идет поступательное развитие страны. Достигнуто очень многое, страна почти стала частью Европы. Государство процветает, оно на подъеме.

…И всё это летит в пропасть только потому, что на троне оказывается не вполне вменяемый «царевич второй свежести». Во–первых, по–человечески обидно. Во–вторых, все же неплохо бы понять, почему всё это происходит.

Получается, что судьба страны зависит не от воли её народа, не от успехов, достигнутых в разных сферах жизни, не от уже написанных законов. Нет! Государство и народ вверяют себя одному человеку — монарху. Власть его так необъятна, что он может отменить законы или не обращать на них внимания и может с легкостью необычайной уничтожить все, что накапливали поколения.