Генри Ли - История инквизиции. том 3

Могущество ведьмы, однако, не помогало ей защитить себя от людей, которые пытали и сжигали ее. Демонологисты объясняли это тем, что по милости Бога ведьма теряла свою силу, лишь только рука служителя правосудия прикасалась к ней.

Богословы утверждали также, что все, кто работал над уничтожением колдуний, не были доступны их влиянию и козням демонов. Шпренгер говорит, что на него и на его товарищей не раз нападали демоны в виде обезьян, собак или козлов; но с помощью Бога им всегда удавалось победить врага.

Чтобы одолеть столь распространенное и столь заразительное зло, нужны были соединенные силы Церкви и государства. Компетенция светских и епископских судов была одинаково неоспорима. С 1374 г. уже именно инквизитор Франции, например, преследовал колдуний, а Григорий XI предложил инквизитору вести преследование по всей строгости законов. В указах, данных в 1409 и 1418 гг. инквизитору Прованса, упоминаются среди многих преступников, которых следует уничтожить, чародеи, заклинатели и призыватели демонов. Евгений IV в 1437 г. побуждал инквизиторов проявить усиленную деятельность: такие же инструкции были изданы вторично в 1445 г. В 1451 г. Николай V расширил привилегии инквизитора Франции, поручив ему ведение преступлений ворожбы с «признаком» ереси или без него.

Инквизиция была призвана на борьбу против демонов Сатаны. Можно было вынести вердикт, что преступление «осталось недоказанным», но инквизитору было строго запрещено признавать обвиняемого невиновным. Впрочем, исчерпывали все средства обмана и насилия, хитрости и пытки, чтобы установить виновность. Инквизитор уже заранее был убежден в виновности лиц с репутацией чародеев. Упорство перед пыткой являлось лишним доказательством виновности, так как Сатана пытался спасти своего слугу; на обязанности судьи лежало победить демона, хотя бы, как говорит Шпренгер, колдунья позволяла разорвать себя на куски и не сознавалась. Пытку нельзя было повторять, но можно было бесконечно продолжать. Признание не было абсолютно необходимым: если свидетельские показания были достаточно убедительны, то можно было осудить обвиняемого и без его признания; но обычное право требовало признания самого преступника, и поэтому применяли пытку, если не удавалось добиться его другими средствами. Но ввиду сатанинского дара молчания лучше было избегать ее применения; поэтому следовало прибегать к обещаниям прощения, определявшим легкую епитимью или изгнание. Если обман удавался, то инквизитор мог передать светскому или епископскому суду право произнести приговор или дать пройти сравнительно большому промежутку времени, прежде чем послать на костер пойманную в ловушку жертву. Признаком виновности колдуньи была невозможность плакать во время пытки или перед судьями; но если жертва плакала, то это считали хитростью демона, и эти слезы могли только повредить обвиняемой.

Когда светские суды признавали колдуний виновными, они все предавались костру, и инквизиция усвоила эту систему. Еще в 1445 г. Руанский собор, если колдуньи отрекутся, давал епископам право отпустить их на свободу, наложив на них епитимью соответственно с их преступлением, после чего, в случае вторичного падения, духовных следовало подвергать пожизненному тюремному заключению, а мирян выдавать светской власти. Однако уже в 1458 г. установили, что колдунья не заслуживает того, чтобы с нею обращались, как с другими еретиками, и щадили ее в случае отречения. В 1484 г. Шпренгер говорит, что если еретика после отречения следует подвергнуть тюремному заключению, то колдунью надо предать смерти, если даже она раскаялась. Всю ответственность за казнь возлагали на светские власти; Шпренгер добавляет, что духовный судья должен удовольствоваться только тем, чтобы снять с раскаявшейся и обращенной колдуньи тяготевшее на ней отлучение от Церкви и «освободить» ее, выдав светским судьям, чтобы она искупила на костре причиненные ею бедствия.

В сущности, судьба обвиняемой находилась всецело в руках инквизиторов. Единственным средством защиты, которым располагал обвиняемый, был отвод свидетелей, как личных его врагов; но судьям было приказано принимать во внимание только самую сильную вражду, потому что колдуньи были всем ненавистны. Первое подробное описание колдовства, дошедшее до нас — трактат Нидера, написанный в 1437 г. Хотя Нидер иногда сам действовал в качестве инквизитора, тем не менее он заявляет, что свои сведения почерпнул главным образом из работ Петра Бернского, светского судьи, сжегшего огромное число колдуний и колдунов и изгнавшего массу их с бернской территории, пораженной этой заразой уже лет пятьдесят. Это известие относит происхождение колдовства в этой стране к концу XIV в.; другие относят его к первым годам XV в.

По сообщению Бернарда Комоского, колдовство началось за сто пятьдесят лет до этого. Великий юрист Бартоло, умерший в 1375 г., в качестве судьи в Новаре осудил одну женщину, сознавшуюся в том, что она повиновалась дьяволу, топтала крест и убивала детей, околдовывая их. Уже в 1353 г. упоминаются пляски ведьм в одном деле, разбиравшемся в Тулузе. В 1424 г. колдунья была сожжена в Риме за то, что многим причинила смерть, а многих околдовала.

Одна колдунья, судимая в Провансе в 1462 г., заявила, что во всей Франции и Бургундии колдуний было не более шестидесяти, но ни один суеверный человек не принимал такого малого числа. В 1453 г. вспыхнула эпидемия колдовства в Нормандии. В том же году возникло дело Гильома Эделина, вызвавшее большое удивление, так как обвиняемый был знаменитым доктором богословия и приором из Клерво во Франш-Контэ. В своем отречении он говорит, что попросил в 1438 г. допустить его на шабаш, где принес присягу в верности демону и отрекся от христианской веры, для того, чтобы примириться с одним знатным соседом, ненависти которого он боялся. Неофиту были обещаны разные земные блага, если он согласится утверждать в своих речах ложность рассказов о колдунах; его проповедь, говорят, страшно увеличила число колдунов, помешав судьям наказывать их. Против него было возбуждено преследование перед епископом Эврё и инквизитором Франции; он убедил Каннский университет взять на себя его защиту, но инквизитор заручился поддержкой Парижского университета, и обвиняемый был признан виновным. Он не был сожжен, а присужден после отреченья на пожизненное тюремное заключение на хлеб и воду. На аутодафе инквизитор в своей речи напомнил о том высоком положении, которое некогда занимал осужденный, и о вредном характере его учений; несчастный просил прощения у Бога. Его заключили в подземную тюрьму, где он томился четыре года. Однажды его нашли мертвым в его темнице в положении молящегося.