Екатерина II - О величии России

Вы говорите мне, что ваш флот приготовляется плавать от Парижа в Сен-Клу; вот вам новость за новость. Мой пришел из Азова в Каффу. В Константинополе очень огорчены потерей Крыма; для развлечения надо бы им послать комическую оперу и марионеток из польских бунтовщиков, вместо толпы французских офицеров, которые посылаются на гибель. Все любители зрелищ из моего войска могут смотреть драмы г. Сумарокова, в Тобольске, где много весьма хороших актеров.

Прощайте, милостивый государь, будем сражаться со злыми, не желающими оставаться в покое, и побьем их, так как они того желают. Любите меня и будьте здоровы.

Екатерина

30 января-10 февраля [1772]

«...» Многие из наших офицеров, которых вы, по любезности вашей, принимали в Ферне, вернулись в восторге и от вас, и от вашего приема. Действительно, вы мне

Стр. 770

даете весьма чувствительные доказательства вашей дружбы; вы распространяете ее даже на нашу молодежь, жаждущую вас видеть и вас услышать; боюсь, чтобы они не злоупотребляли вашей любезностью. Вы, пожалуй, скажете, что я не знаю, чего хочу и что говорю, и что граф Федор Орлов был в Женеве, не заехав в Ферне, но я немало бранила графа Федора за то, что он не съездил к вам, вместо того чтобы провести четырнадцать часов в Женеве: и если говорить откровенно, то его задержал ложный стыд. Ему кажется, что он недостаточно легко объясняется по-французски. На это я ему отвечала, что одному из главных двигателей Чесменской битвы было вполне позволительно не знать хорошо французской грамматики, и что участие г. де Вольтера ко всему, что касается России, и его дружба ко мне, заставляет меня предполагать, что, быть может, он бы не прочь был (хотя он и не любит резни) услышать подробности взятия Морей и двух памятных дней 24-го и 26-го июня 1770 г. от самого генерала, столько же любезного, сколько и храброго; и что он бы простил ему не совсем точное объяснение на иностранном языке, который многие из туземцев начинают забывать, если судить по пошлым и дурно написанным сочинениям, которые печатаются ежедневно. «...»

19-30 марта [1772]

«...» Нам остается взять теперь только Византию, если война продолжится, и, сказать по правде, я начинаю думать, что это даже вовсе не так трудно; но лучше быть благоразумнее и повторить заодно с теми, кто таков,- что, во всяком случае, мир предпочтительнее наилучшей в свете войны. Все это в зависимости от синьора Мустафы. Я одинаково готова как к тому, так и к другому; и, что бы вам ни говорили о том, что Россия истомлена войной, не верьте этому нисколько. Россия и не думала еще касаться тысячи тех ресурсов, которые вконец уже истощены государствами, находящимися на мирном положении. Вот уже три года как не налагалось никаких новых податей: не поСтр. 771

тому, чтобы это было не осуществимо, но потому, что у нас достаточно всего, что нужно.

Я знаю, что парижские стихоплеты разнесли по свету, что будто бы я набираю в солдаты уже восьмого человека: это грубая ложь, лишенная всякого смысла. По всему видно, у вас среди публики есть немало склонных обманывать себя; не следует лишать их этого удовольствия, ибо все к лучшему в этом лучшем из существующих миров, как уверяет доктор Панглоссcxcv. «...»

Петербург, 25 июня-6 июля [1772]

Из вашего письма, м. г., от 29-го июля, я с удовольствием вижу, что мои кедровые орешки дошли до вас в целости, вы их посадите в Ферне; я то же самое сделала с ними нынешнею весною в Царском Селе. Слово это покажется вам, вероятно, трудноватым для произношения, а между тем местность, которая им называется, я нахожу восхитительною, я там сею и сажаю. Баронесса Тундер-тен-Тронк считала же свой замок самым прелестным замком в миреcxcv. Мои кедры уже достигли высоты мизинца; каковы-то ваши? В настоящее время я люблю до сумасшествия английские сады, кривые линии, нежные скаты, пруды наподобие озерков и резко определенные береговые очертания, и питаю глубочайшее отвращение к линиям прямым, похожим друг на друга. Я ненавижу фонтаны за ту пытку, которой они подвергают воду, заставляя ее следовать направлению, противному ее естественному течению; статуям отведены места в галереях, в передних и т. д.,- одним словом, англомания овладела вполне моею плантоманиею.

Среди занятий такого сорта я нахожусь в спокойном ожидании мира. Послы мои уже шесть недель как находятся в Яссах, и перемирие заключено на Дунае, в Крыму, Грузии и на Черном море и подписано в Журжеве 19-го мая по старому стилю. Турецкие уполномоченные уже в пути за Дунаем; экипажи их, за недостатком лошадей, влекутся, должно быть, потомками бога Аписа. По окончании каждого похода я предлагала этим господам заключить мир;

Стр. 772

они, вероятно, не считали себя вполне безопасными за Балканами, если вступили в переговоры. Увидим, насколько они окажутся рассудительны, чтобы заключить вовремя мир.

Что касается до ваших франтов, взятых в плен, то они, конечно, по возвращении домой станут разглагольствовать на всех парижских переулках, что русские - это варвары, не умеющие даже порядочно воевать.

Мой институт, чуждый всякого варварства, представляет себя вполне вашему попечению о нем. Прошу вас, не забывайте-таки нас. Я же, с своей стороны, обещаю вам сделать все возможное, чтобы окончательно доказать, как заблуждались те, которые, наперекор вашему мнению, в течение четырех лет не переставали утверждать, что я позволю себя одолеть.

Будьте уверены, что я глубоко дорожу всеми выражениями вашей дружбы ко мне. Чувства моей искренней дружбы к вам и уважения угаснут только вместе с моей жизнью.

Екатерина

27 декабря- 7 января [1774]

М. г., философ Дидро - здоровье его продолжает еще быть шатким,- останется у нас до февраля месяца и уже затем только вернется к себе на родину; Гриммcxcv также рассчитывает уехать около того же времени. Я вижусь с ними очень часто, и наши разговоры - бесконечны. Они расскажут вам, какое употребление я делаю из Генриха IV, «Генриады». и из множества других сочинений того же автора, ознаменовавшего своими произведениями наш век.

Я не знаю, скучают ли они очень в Петербурге или нет, но по отношению к себе я могу сказать, что с удовольствием бы провела всю жизнь в беседе с ними. В Дидро я нашла воображение неистощимое, и потому я отношу его к числу людей самых необыкновенных, какие когда-либо существовали. Если он и не любит Мустафы, как вы об этом мне сообщаете, то зато он, по крайней мере, как я в этом уверена, и не желает ему никакого зла; не взирая на всю

Стр. 773

энергию его ума и на расположение, как я замечаю, наклонить весы в мою сторону, сердечная его доброта не позволит ему этого сделать. «...»

22 октября-2 ноября [1774]