Базиль Гарт - От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

Совещание по отработке плана наступления проходило 22–23 мая в Ставке Верховного Главнокомандования. Решение Рокоссовского о двух ударах вызвало бурные споры. Сталин и несколько других представителей Ставки потребовали, чтобы Рокоссовский сосредоточил все силы для одного главного удара — с плацдарма на Днепре в районе Рогачева. Доводы опытного генерала, что для такого удара район действий слишком мал, местность позволяет сосредоточить в начале наступления лишь ограниченные силы и фланг окажется открытым для удара с севера, были отклонены. Сталин упорно настаивал том, чтобы был нанесен один главный удар. В принципе, конечно, он был прав, но в данном конкретном случае обстановка требовала отказа от обычного правила. Представляет интерес метод, с помощью которого Стали пытался заставить своих маршалов и командующих фронтами принять его точку зрения. Вот что пишет об этом Рокоссовский:

«Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого “продумывания” приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили». [208]

Однако не обошлось без едкого замечания Сталина об упрямстве командующего фронтом и предупреждения об ответственности за операцию. Рокоссовский взял всю ответственность на себя. Он отстоял свою точку зрения.

С первой же попытки советские войска глубоко вклинились в оборону 3-й танковой армии на левом фланге фронта группы армий «Центр». Спустя сутки «укрепленный район» Витебска оказался зажатым в тиски наступавших советских войск.

То же самое повторилось и на участке фронта 4-й армии. Дивизии 2-го и 3-го Белорусских фронтов нанесли удары в направлении Орши и Могилева и вскоре пробили широкую брешь в обороне армии генерала фон Типпельскирха восточнее Могилева. Позади Могилева стояла моторизованная дивизия «Фельдхернхалле».

Первые действия этой дивизии в развернувшемся летнем сражении стали типичными для событий, происходивших между Днепром и Березиной. С середины мая после упорных боев к северу от Витебска дивизия была выведена в резерв для отдыха и пополнения. Часть ее артиллерии и танков все еще находилась в Германии. Ее личный состав был пополнен переброшенными из Норвегии войсками, привыкшими к спокойной жизни в оккупированной стране, а не к суровым тяготам войны на Востоке. Последний эшелон с пополнением прибыл в середине июня, за восемь дней до русского наступления.

Вечером в первый же день советского наступления «Фельдхернхалле» получила приказ ликвидировать прорыв к востоку от Могилева. Когда командир дивизии генерал Штейнкеллер доложил об этом командиру 59-го корпуса генералу Мартинеку, тот покачал головой: «Какой именно прорыв вы должны ликвидировать? У нас здесь одни сплошные прорывы. Ваше место на Березине, чтобы обеспечить там резервную линию обороны на случай, когда мы не сможем держаться на Днепре. А это случится довольно скоро».

Мартинек был прав. Березина находится в 70 километрах к западу от Днепра. Если бы «Фельдхернхалле» заняла оборону вместе с 18-й моторизованной дивизией на Березине с целью обеспечения рубежа для отхода потрепанным дивизиям 4-й армии, катастрофы, вскоре постигшей немецкие войска на этой реке, возможно, удалось бы избежать.

Но приказ надлежало выполнять. «Фельдхернхалле», вступив в бой в 100 километрах восточнее Березины за Днепром, оказалась в безнадежном положении. «В ночь с 25 на 26 июня, — позднее докладывал генерал Штейнкеллер, — мне удалось скорее благодаря счастливому случаю, чем умелому командованию, переправить свои войска обратно через Днепр у Могилева». В то время как бронетанковые части Штейнкеллера двигались на восток навстречу прорвавшимся советским танкам, начальник его штаба полковник Фельш получил в полдень 24 июня следующее сообщение из 12-го армейского корпуса: «Войска с боями пробиваются на запад, 12-я пехотная дивизия обороняет Могилев». С этого момента управление немецкими войсками в этом районе боевых действий, по существу, развалилось. Дороги, ведущие на запад, были забиты обозами и частями различных дивизий, потоком хлынувших назад без каких-либо четких целей или определенного маршрута. То тут, то там отступавшие колонны подвергались атакам советских танков.

В этот же день советские войска нанесли свой основной удар на правом крыле армий группы «Центр» — 1-й Белорусский фронт Рокоссовского начал наступление на Бобруйск.

Командующий 65-й армией генерал Батов выбрал для прорыва участок фронта, где 9-я немецкая армия генерала Йордана менее всего ожидала танкового удара русских, — полукилометровое болото, считавшееся непроходимым. Операция была проведена мастерски. Под прикрытием дымовых завес инженерно-саперные части 65-й армии проложили через болото гати из заранее подготовленных бревен и жердей, как если бы они наводили через реку понтонный мост.

24 июня в шлемофонах танкистов Донского танкового корпуса (1-го гвардейского) раздался условный сигнал для перехода в наступление: «Буря, пять, пять, пять». Боевые машины двинулись по бревенчатым гатям, за болотом находилась лишь тонкая линия пикетов немецкой 36-й моторизованной дивизии. Вместе с танками наступала пехота. Советские пехотинцы переправлялись через болотные топи, как лыжники по глубокому снегу: на ногах у них были самодельные лыжи — мокроступы, сплетенные из лоз. Это был еще один пример изобретательности и находчивости русских. Болота, дремучие леса, ночь были их союзниками, и они превосходно справлялись с встречавшимися на пути трудностями.

41-й танковый корпус немцев, в состав которого помимо 36-й моторизованной дивизии входили две пехотные дивизии, был захвачен врасплох. Что мог предпринять в этих обстоятельствах генерал Гоффмайстер? Как очевидное решение напрашивался контрудар силами стоявшей в резерве около Бобруйска 20-й танковой дивизии, которая находилась в исключительно выгодном для этого положении, по советским механизированным соединениям, неожиданно прорвавшимся к шоссе между Бобруйском и Могилевом. Но командующий 9-й армии генерал Йордан в надежде, что 41-й корпус сумеет сам справиться с возникшей критической ситуацией, колебался целый день, прежде чем принять решение. Потеря времени оказалась роковой. Надо сказать, что подобного рода ошибки со стороны опытных немецких командиров были вообще типичны для всего этого сражения.

К востоку от бобруйского моста через Березину стоял усиленный танковый батальон 21-го полка 20-й танковой дивизии, который можно было бы использовать для удара как по северному, так и по южному клиньям русских. Батальон был полностью укомплектован боевой техникой. В нем насчитывалось более 100 танков Т-IV. Но он не получил никаких приказов. Наконец командир батальона майор Пауль Шульце по собственной инициативе бросил три танковые роты наперерез наступавшим к северу от Бобруйска танковым частям 48-й армии. Но они не смогли предотвратить прорыв русских танковых соединений на стыке 9-й и 4-й немецких армий. Оставив одну из рот — около 20 танков — в резерве, Шульце двинулся с остальными танками дальше на север, чтобы ударить во фланг прорвавшихся войск противника.