Фрэнсис Гарт - Гэбриель Конрой

- Старье?! - повторил Гэйб с укором в голосе. - Тоже скажешь! Конечно, поношенно малость, зато какие отличные вещи! Вот эта юбочка, например. Гэбриель поднял юбку и поглядел на красные заплатки с гордостью художника, обозревающего созданный им шедевр. - Эта юбочка, Олли, крепче, чем новая.

- Она была новой пять лет тому назад, Гэйб!

- Ну и что? - спросил Гэбриель, нетерпеливо оборачиваясь к невидимой собеседнице. - Что с того?

- Я выросла за это время.

- Выросла! - пренебрежительно откликнулся Гэбриель. - А разве я не выпустил складку, разве не вставил в корсаж кусок мешковины в добрых три пальца шириной? Я вижу, ты решила разорить меня на платье!

Олли рассмеялась за занавеской. Однако суровый штопальщик не отозвался на ее смех. Тогда в импровизированную дверь просунулась курчавая головка, и вслед за тем стройная девочка в коротенькой ночной рубашонке подбежала к Гэбриелю и принялась ластиться к нему, пытаясь забраться под самую жилетку.

- Поди прочь! - сказал Гэбриель, сохраняя суровость в голосе, но самым жалким образом утрачивая строгость на лице. - Поди прочь! Тебе смешно! Я не щажу сил, только бы разодеть тебя в шелк и бархат, а ты купаешься во всех канавах и пляшешь в колючем кустарнике. Ты совсем не бережешь свои вещи, Олли. Не прошло ведь и десяти дней с тех пор, как я заклепал и, так сказать, полудил твое платье, и вот - погляди на него!

Гэбриель негодующе потряс платьем перед самым носом Олли. Между тем девочка, упершись макушкой прямо в грудь Гэбриеля и обретя таким образом точку опоры, стала совершать вращательные движения, намереваясь, как видно, пробуравить путь к его сердцу.

- Ты ведь не сердишься на меня, Гэйб? - взмолилась она, перебираясь с одного колена Гэбриеля на другое, но не отнимая головы от его груди. - Ты ведь не сердишься?

Не удостаивая ее ответом, Гэбриель торжественно чинил нижнюю юбку.

- Кого ты видел в городе? - спросила ничуть не обескураженная Олли.

- Никого, - сухо отозвался Гэбриель.

- Не верю, - заявила Олли, решительно тряхнув головкой, - от тебя пахнет мазью и мятной примочкой. Ты был у Бриггса и у тех новичков в Лощине.

- Верно, - сказал Гэбриель. - Нога у мексиканца болит поменьше, а малютка скончалась. Напомни мне утром, я пороюсь в маминых вещах, может быть, разыщу что-нибудь для бедной женщины.

- Ты знаешь, Гэйб, что говорит о тебе миссис Маркл? - спросила Олли и посмотрела на брата.

- Понятия не имею, - сказал Гэбриель, демонстрируя полнейшее равнодушие. Как обычно, притворство его не имело никакого успеха.

- Она говорит, что о тебе никто не заботится, а ты заботишься обо всех. Она говорит, что ты убиваешь себя для других. Она говорит, что нам нужно иметь хозяйку в доме.

Гэбриель прервал работу и отложил недоштопанную юбку в сторону. Потом, взяв сестренку одной рукой за кудрявую макушку, а другой за подбородок, он повернул к себе ее плутовское личико.

- Олли, - начал он торжественно, - помнишь ты, как я унес тебя из снеговой хижины в Голодном лагере и тащил на закорках много миль подряд, пока мы не вышли в долину? Помнишь, как мы прожили две недели в лесу, как я рубил деревья, промышлял нам с тобой пропитание, ловил дичь, удил рыбу? Скажи, Олли, обошлись мы тогда без хозяйки в доме или, может быть, нам не хватало хозяйки? А когда мы с тобой поселились здесь, кто выстроил эту хижину? Быть может, это был не я, а какая-нибудь хозяйка? Если так, Олли, я готов признаться, что во всем не прав, а миссис Маркл права.

На минутку Олли смутилась, но тут же с чисто женской хитростью начала новое наступление.

- Мне кажется, Гэйб, что миссис Маркл любит тебя.

В испуге Гэбриель поглядел на сестренку. В этих вопросах, которые хоть кого поставят в тупик, женщины, как видно, разбираются с младенческого возраста.

- Тебе пора спать, Олли, - сказал он, не найдя другого способа заставить девочку замолчать.

Но Олли еще не хотелось уходить, и она переменила тему разговора.

- Ты знаешь, этот мексиканец, которого ты лечишь, вовсе не мексиканец, а чилиец. Так говорит миссис Маркл.

- Не все ли равно? Для меня он мексиканец, - равнодушно отозвался Гэбриель. - Уж очень он любит обо всем расспрашивать.

- Опять про нас расспрашивал?.. Про нашу историю? - спросила девочка.

- Да, хочет знать все, что случилось с нами в Голодном лагере. Когда я рассказал ему про бедную Грейс, он просто сам не свой сделался. Задал сразу тысячу вопросов, какая она была, да что с ней сталось, а как узнал, что она пропала без вести, то огорчился не меньше нашего. Никогда еще я не встречал человека, Олли, который так интересовался бы чужими бедами. Со стороны можно подумать, что он мучился вместе с нами в Голодном лагере. Про доктора Деварджеса тоже спрашивал.

- А про Филипа спрашивал?

- Нет, - коротко отрезал Гэбриель.

- Гэбриель, - сказала Олли, внезапно меняя тон. - Было бы гораздо лучше, если бы ты не рассказывал чужим людям о нашей истории.

- Почему? - удивленно спросил Гэбриель.

- Потому что об этом лучше молчать. Гэйб, милый, - продолжала девочка, и верхняя губка у нее задрожала. - Мне кажется иногда, что люди нас в чем-то подозревают. Этот мальчик из эмигрантского семейства не захотел со мной играть. Дочка миссис Маркл сказала, что мы там, в горах, делали что-то нехорошее. А мальчик сказал, что я дрянь... Назвал меня канни... калибанкой.

- Как он тебя назвал? - спросил Гэбриель.

- Каллибанкой! Он говорит, что мы с тобой...

- Замолчи! - прервал ее Гэбриель, и гневный румянец выступил на его загорелом лице. - Как увижу этого мальчишку, непременно отлуплю.

- Нет, ты послушай, Гэбриель... - настаивала на своем Олли.

- Пора спать, Олли, а то пол у нас холодный и ты со своими глупыми разговорами непременно схватишь простуду, - строго сказал Гэбриель. - А дочка миссис Маркл препустая девчонка. Водит тебя по канавам, ты рвешь там платья, а я полночи сижу за починкой.

С этим напутствием Олли направилась за парусиновую занавеску; Гэбриель же снова принялся за шитье. Нитка у него то запутывалась, то рвалась, и каждый стежок был воображаемой оплеухой, которую от отпускал эмигрантскому мальчишке. Так дело шло, пока снова не раздался голос Олли:

- Послушай, Гэйб!

- Что еще? - в отчаянии спросил Гэбриель, бросая работу.

- Тебе не кажется иногда, что Филип... съел... Грейс?

Гэбриель вскочил и исчез за занавеской. В этот момент дверь тихо отворилась, и в хижину вошел незнакомец. Окинув быстрым взглядом полуосвещенную комнату, он застыл на пороге. Из-за занавески были слышны голоса. Незнакомец, помедлил, потом негромко кашлянул.

Гэбриель тут же появился, готовый обрушить свое раздражение на непрошеного госта, но когда вгляделся в пришельца, то был поражен до крайности. Гость вежливо улыбнулся, прошел, слегка прихрамывая, к столу, сделал извиняющийся жест и сел.