Эдуард Хлысталов - Правда о священнике Гапоне

— Кати сюда бочку! — распоряжаясь, кому-то кричит активист.

Сильные руки переворачивают бочку вверх дном. Другие руки поднимают священника вверх. И вот он — над возбужденной толпой. Загораются несколько факелов. Гапон сбрасывает меховое пальто. В свете факелов обжигающе сверкает крест на его груди. Вот он — истинный защитник простого народа.

— Братья! Фабрики и заводы принадлежат инородцам. Им прислуживают продажные чиновники. Вся страна погрязла во взяточничестве, разврате, произволе. Из рабочих выжимают последние силы. Сами заводчики купаются в роскоши, вывозят за границу народные ценности. Им дозволено все. Наши требования об улучшении жизни рабочих признаются преступными, законные желания — дерзостью. За русским народом не признают ни человеческие права, ни даже право говорить о наших нуждах! — Страстное лицо отца Георгия выражает несогласие терпеть и дальше произвол.

По людскому морю голов пробегает гул одобрения. Пылают факелы, сверкает крест на груди священника, тревожно воет ветер на крыше мастерских. Затаился худой, заезженный рабочий люд, сухой, как порох, гремучий, как динамит: брось ему клич — все разнесет в пух и прах. Ох, как опасен русский человек во гневе!

— Братья, мы сегодня ходили к директору Смирнову, ничего не добились. Ходили в правление — опять ничего. Пошли к градоначальнику— тоже напрасно, к министру — бесполезно! У нас одно спасение — идти к стенам Зимнего дворца. Царь Богом поставлен на счастье народа, а это счастье у нас вырывают чиновники и капиталисты, к нам оно не доходит, мы получаем горе и унижение…

Короткая пауза, И многотысячная толпа снова внимает страстную речь оратора.

— Мы должны сказать государю: «Взгляни, царь, без гнева на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выйти из невыносимого положения. Россия слишком велика: нужды её многообразны и многочисленны, надо управлять ею. Необходимо, чтобы сам народ помогал тебе, ведь только ему известны истинные нужды, не отталкивай же нашу помощь, прими ее!»

9 января 1905 года задолго до рассвета стали собираться рабочие. Оделись по-праздничному. К рабочим «Собрания» присоединились сотни тысяч простых людей. Правительство распорядилось арестовать Гапона, но выполнить приказ полиция не имела возможности. Священник находился в рабочих районах, где чинов полиции могли встретить вооруженные дружинники, и потом его круглосуточно охраняли до двадцати боевиков.

Гапон видел, что правительство вводит в столицу войска. Солдаты получили боевые патроны. Он заранее предупреждает Николая II письмом:

«Государь, боюсь, что твои министры не сказали тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить тебе свои нужды и нужды всего русского народа.

Если ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольется неповинная кровь, то порвется та нравственная связь, которая до сих пор еще существует между тобой и народом. Доверие, которое он питает к тебе, навсегда исчезнет.

Явись же завтра с мужественным сердцем перед народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию.

Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность твоей особы.

Свящ. Г. Гапон».

Но, как мы видим, император Николай II в это сложное время решил уехать из Петербурга. Над Зимним дворцом опустили царский штандарт, что свидетельствовало для всех, что он отсутствует во дворце. Правительство приняло меры по предотвращению демонстрации. Были разведены мосты через Неву. Войска расчленили районы города, не желая прихода на Дворцовую площадь сотен тысяч людей. В сложившейся ситуации выходом могла бы быть встреча Николая II со священником Гапоном, но царь не захотел. Никаких препятствий для этой встречи не было…

В районе Нарвской заставы демонстрантам во главе с Гапоном перекрыла дорогу цепь солдат. Офицер приказал разойтись. Часть людей ушли во дворы и пробирались мимо солдат. В руках рабочие несли иконы и хоругви, шли спокойно, без выкриков и злобы. Толпа приближалась к солдатам. Офицер дал команду. Солдаты предупредительно выстрелили поверх голов. Часть людей легли на мостовую, другие не могли поверить, что солдаты выстрелят в толпу. Раздался второй прицельный выстрел по ногам. Пули отрекошетили, пробивали людей в грудь и живот. Толпа бросилась врассыпную, оставив на снегу убитых и тяжелораненых…

Последние дни перед Кровавым воскресеньем рядом с Гапоном стал крутиться инженер Пинхус Рутенберг. И хотя «Собрание» не допускало на свои заседания инородцев, ему было сделано исключение. Он постоянно находился рядом с Гапоном и иногда кричал в толпу слова, озвучивая совсем потерявшего голос священника. Оказался он рядом и у Нарвских ворот. Позже воротилы партии эсеров признались, что Пинхус был ими направлен «пасти» Гапона. В демонстрантов стреляли и в других районах. Разъяренная толпа людей приблизилась к рядам солдат, и офицеры приказали стрелять.

Согласно официальной статистике 9 января было убито 76 человек, ранено — 233. Скорее, жертв было больше, поскольку некоторых убитых родственники скоро захоронили, а отдельные раненые, боясь репрессий, не обращались за медицинской помощью. Революционеры воспользовались ситуацией и распространили слух, что на самом деле погибло и ранено около пяти тысяч человек…

…После выстрелов священник не пострадал, одна пуля слегка задела палец его руки. Его увели во двор соседнего дома. Рядом оказался Рутенберг с ножницами. Он тут же остриг Гапона, его волосы брали на память. Рабочие дали ему другую одежду. Он стал неузнаваем. Его приютил Максим Горький. Здесь же была написана декларация. В ней он обратился к народу, заклеймив царя и правительство. «У нас больше нет царя!» — писал он рабочим.

Гапон был лишен церковного звания и объявлен отъявленнейшим преступником православной церкви. Он обвинялся духовенством в том, что, призванный вдохновлять православных словами истины и Евангелия, обязанный отвлекать их от ложных направлений и преступных стремлений, он, с крестом на груди, в одежде духовного отца, предал свой сан и вступил в преступное сообщество еретиков и халдеев, выполняющих в России предательскую роль.

Он написал несколько оскорбительных писем императору Николаю II. Вот одно из таких.