Наталья Пронина - Иван Грозный: «мучитель» или мученик?

… Естественно, душу Ивана пытались понять, разложив по отдельности все ее плюсы-минусы, и знаменитые наши историки — Карамзин, Костомаров, Ключевский. Да только и у маститых профессионалов, причем пользующихся почти одними и теми же историческими документами, разброд во мнениях касательно Грозного был поистине ошеломляющим: от «тирана и злодея» до «выдающегося государственного деятеля». Хотя критические настроения, за немногими исключениями, преобладали и здесь. Скажем, если Карамзин, без сомнения осуждая известную жестокость Ивана, все-таки действительно пытался понять его, объясняя суровый, порывистый нрав государя дурным воспитанием, полученным им в сиротском детстве, то уже для Костомарова Грозный царь — лишь безвольный, легко поддающийся чужому влиянию человек, никогда не имевший никаких продуманных государственных программ, в душе которого бушевали только необузданные страсти и любовь ко всяческому лицедейству.

Резко разграничивались в работах российских дореволюционных историков и два периода правления Ивана IV: первые тринадцать лет, когда молодой царь находился еще (якобы) всецело под влиянием «Избранной Рады» советников, именно благодаря мудрости которых свершились все военные победы и наиболее важные реформы того времени, и второй, разительно отличающийся от первого период — последующие 23 года, с разгулом террора и насилия, когда Грозный, отвергнув «умных руководителей», правил уже сам. Даже настойчивая борьба царя во имя централизации и укрепления государственной власти, в 1564 г. принявшая (из-за сильнейшего сопротивления оппозиции) такую жесткую форму, как введение опричнины — своеобразного «прямого» государева правления в некоторых особо стратегически важных областях страны, — многим прежним исследователям виделась лишь как расправа Ивана с князьями и боярами, ненавистными сугубо лично ему одному и, следовательно, «политически совершенно бесцельной». [2] Ключевский В. О. О русской истории. — М., 1993. С. 205.

В общем признавая наличие княжеско-боярской оппозиции, например, Ключевский считал, что все же бороться с ней Ивану следовало бы не так жестоко и с большей последовательностью. Все дело в том, писал знаменитый историк, что «вопрос о государственном порядке превратился для него (Ивана) в вопрос о личной безопасности, и он, как не в меру испуганный человек, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов». [3] Там же. С. 212. Только С. Ф. Платонов (наиболее глубокий исследователь русской Смуты XVII века) счел возможным высказаться более однозначно, полагая, что опричнина нанесла ощутимый удар по оппозиционной аристократии и тем самым укрепила русскую государственность в целом. [4] Платонов С. Ф. Иван Грозный. — Петроград, 1923. С. 2.

Таким в основном негативным был взгляд на Ивана IV российской историографии дореволюционной поры. Во-первых, это объясняется скудным количеством источников, сохранившихся от эпохи Грозного. Источников, среди которых преобладают документы и свидетельства, к тому же не русского, а иностранного происхождения, часто подающие события нашей истории донельзя искаженно. Другая причина данного факта заключалась в том, что немало дореволюционных отечественных исследователей (равно как и определенная часть российского образованного общества) проникнуты были идеями западного либерализма, вследствие чего история России изучалась не с позиций ее национальных интересов, но с позиций западнических, крайне критично настроенных ко всему русскому. Как указывал еще И. Л. Солоневич, события и явления нашего прошлого эти авторы нередко стремились лишь подвести под западные схемы. [5] Солоневич И. М. Народная монархия. — М., 1991. С. 22, 27–28. Схемы, согласно коим, писал публицист, «переходы от „старого режима“ к „великой революции“ либо к „великой демократии“ считались „железным законом истории“. Что касается собственно русской истории, то образованная публика не видела в ней ничего, кроме:

Немало было говорено тогда этой же либеральной интеллигенцией (особенно на волне революционного подъема конца XIX — начала XX века) и о рабской психологии русского народа, безропотно терпевшего власть столь деспотичного правителя, каким был (по ее мнению) Иван IV. Так что уже в 1890-х годах Е.А Соловьев в популярном биографическом очерке «Иоанн Грозный», рассчитанном на самые широкие слои читателей Российской империи, позволил себе вынести следующий, явно не подлежащий обжалованию приговор царю. «Как Государь, — писал историк-литератор, — Грозный совершил величайшее преступление: он развратил народ, уничтожил в нем все героическое, выдающееся, славное». [7] Соловьев Е. Л. Иоанн Грозный. — В кн.: Библиотека Флорентия Павленкова. Биографические повествования. — Челябинск, 1997. С. 108. (Вот как усиленно готовилось общественное мнение к грядущим революционным ломкам и потрясениям!..)

Словно под занавес, как один из последних гневных упреков ненавистному режиму, в 1893 г. был поставлен вопрос и о психическом здоровье Ивана Грозного. Некий П. И. Ковалевский, врач-психиатр по профессии, опубликовал специальную работу, в которой, анализируя деятельность государя, пришел к выводам о том, что Иван IV — душевнобольной, параноик с манией преследования… [8] Ковалевский П. И. Иоанн Грозный. — СПб., 1901. См. также: Ковалевский П. И. Психиатрические эскизы из истории. — М., 1995. Т. 1.С. 3–163.

Собственно, не менее чуждая проблемам русской национальной истории советская марксистско-ленинская историография с ее вездесущими «классовыми принципами» не так уж далеко ушла от своей предшественницы в оценке личности, достижений и неудач эпохи правления первого русского царя. Напротив, именно здесь у них обнаружилось наиболее полное, поразительное совпадение взглядов. Даже несмотря на то что в 20–30-е годы XX века было опубликовано много вновь найденных архивных документов, переведены на русский язык и впервые изданы «Записки о Московии» немца-опричника Генриха Штадена, работы историков тех лет, касающиеся времени Грозного, не отличались особенной оригинальностью, во многом лишь подтверждая прежние выводы. В сущности, все, на что они сподобились, — это добавить к навешанному на Ивана IV еще дореволюционными авторами ярлыку «трусливого тирана» клеймо «крепостника».

Пожалуй, единственным независимым историком, посмевшим в то сложное время возвысить свой голос в защиту царя и выступить с предельно лаконичной, но чрезвычайно насыщенной по содержанию книгой «Иван Грозный», был известный исследователь Средневековья Р. Ю. Виппер. Практически впервые он четко и недвусмысленно, без каких-либо смягчающих оговорок высказал мысль о Грозном как о гениальном организаторе и создателе величайшей империи своего времени, благодаря которому Россия и смогла стать именно Россией .

Читать дальше