Владимир Орлов - Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения

За минуты, в которые математик расшифровывал язык цифр, машина успела выдать вторую колонку, касающуюся органов регулирования. Столбик цифр был исполнен ядовитого скепсиса. Уже первые цифры говорили, что предложенный вариант неприемлем и должен быть отвергнут. Люди-вычислители тут бы и остановились. Но дотошная машина провела весь анализ до конца. Цифры, следовавшие ниже, разбирали по косточкам, какой опасный кавардак породила бы эта система регулирования. Приговор был виден с первых строк, но машина с прокурорским красноречием продолжала приводить все новые и новые аргументы. Она как бы приплясывала на прахе поверженного варианта. Вариант был раскритикован, осужден и осмеян цифрой. То была жестокая критика, полезная, впрочем, тем, что имела воспитательное значение. Она как бы растолковывала каждому, что злосчастный вариант должен быть похоронен по первому разряду, и для верности над ним необходимо забить осиновый кол.

Так, глава за главой, печаталась повесть в цифрах, где описывалась жизнь воображаемого реактора и в спокойном ее течении и в возможных драматических поворотах. Вычислительное бюро израсходовало бы на эту работу месяц, машина проделала ее за двенадцать минут. Поиски лучших вариантов ведутся круглосуточно. На дощечке учета машинного времени было помечено мелом, что за прошлые сутки машина отдыхала полчаса.

В колонках цифр, словно в зеркале, отражались контуры будущих реакторов. И русая девушка-оператор, глядевшая в зеркало будущего, напоминала мне чем-то Светлану — героиню старинной русской баллады, гадающую среди зеркал.

Но если уж зашла речь об электронных машинах, не могу удержаться от того, чтобы не рассказать одну историю. Я пишу здесь о реальных фактах и стараюсь избежать сатирического сгущения красок. Это было в Женеве осенью 1958 года на Второй международной конференции по мирному применению атомной энергии. Обходя американский отдел научно-технической выставки, среди атомных реакторов и термоядерных установок я наткнулся на старую знакомую — электронную математическую машину. То была скромная сверстница наших больших машин, ведущих грандиозные вычисления, управляющих процессами технологии, занимающихся переводами с языка на язык, разрешающих шахматные задачи, помогающих предсказать грядущее.

Здесь, на выставке, электронная машина не занималась своими прямыми обязанностями, не показывала на фосфоресцирующем экране контуры будущих атомных реакторов. Через окна павильона, затянутые мутной полиэтиленовой пленкой, виднелся парк, сбегающий к лазурной воде. На берегу Женевского озера электронная машина отдыхала. Она развлекала посетителей, рисуя им картинки. Не успел я оглядеться, как она изобразила для меня голубка, держащего в клюве мирный атом. У автоматической художницы не было кисти и карандаша, у нее была лишь пишущая машинка, подчиняющаяся велениям математических формул. И она отстукала рисунок на машинке так, как велели ей формулы, искусно расположив мозаикой математические значки.

Встретив в баре американских коллег, я разговорился с ними:

— Передайте привет и благодарность машине. Картинка мне очень понравилась. Я ее обязательно остеклю и повешу в комнате. Но откуда у машины такая храбрость? Голубь мира ведь не самая популярная птица в государственном департаменте.

— В наше время машины похрабрее иных людей. Даже самое пристрастное дознание в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности не заставит машину отречься от убеждения, что дважды два — четыре.

— Пусть же все-таки получше наблюдают за этой машиной. А то вдруг возьмет да и тиснет… серп и молот.

— Понимаем тонкий намек. Вы имеете в виду историю в Калифорнийском университете?

Я не знал этой истории. Мы разлили в стаканы кока-кола. Тут я впервые услышал имя профессора Отто Дж. М. Смита.

Специальностью профессора Смита были математические машины, работающие по принципу электронных моделей. Инженеры сразу смекнут, в чем суть, а несведущие в технике пусть поверят на слово. Доказано — и порукою здесь великое единство природы, — что можно из одних проводов и радиодеталей построить электрическую модель для многих процессов, текущих в природе. Надо только подобрать подходящую схему, и тогда, измеряя токи, текущие по проводам, можно догадаться о коварной работе грунтовых вод, размывающих тело плотины, о движении газов в огненном чреве печи, о воздушных вихрях, играющих пропеллером. Это как бы электронное зеркало, в котором отразится грядущая судьба будущих сооружений.

Электронные модели природных явлений работали замечательно, и профессору Смиту пришла в голову дерзкая мысль — соорудить электронную модель экономической системы, электрическую схему, имитирующую капитализм, и на этой модели разобраться в хаосе капиталистических отношений. Воротилы Уолл-стрита приняли предложение «на ура». Грозный хаос, исполненный роковых неожиданностей, смущал души всех, даже мультимиллионеров; он сгонял их в сумерки к астрологам и гадалкам, гороскопам и вертящимся столам. А теперь приоткрывалась возможность опираться не на зыбкие принципы столоверчения, а на прочный фундамент математических прогнозов. Какая упоительная перспектива! В распаленных алчностью мозгах рисовался некий миниатюр-полигон, позволяющий планировать стратегические операции против экономических конкурентов, развивать на электронной основе очищение карманов трудящихся и, быть может, — о боже! — избежать разрушительных кризисов.

Было ясно, что модель профессора Смита показала бы лишь приближенную картину явлений, но высокие консультанты с Уолл-стрита, апробируя исходные предпосылки, позаботились о том, чтобы степень приближения оказалась близкой к достоверности. Движение капиталов в электронной модели изображалось электрическими токами определенной частоты, процессы накопления и задержки реализации товаров воспроизводились в системе конденсаторов и индуктивных катушек. Тут учитывались, в частности:

— взаимосвязь наличия промышленного оборудования и потребности в его амортизации,

— зависимость капиталовложений от национального дохода,

— стремление к максимальной прибыли,

— запаздывание реализации потребительных товаров по отношению к выплаченной зарплате, и т. д., и т. п.

Машина как бы торопила бег времени: явления, занимавшие год, протекали в ней за две десятитысячные секунды.

Разумеется, полной достоверности достигнуть не удалось. Получилась, конечно, идеализированная модель. Ученые, строившие модель, были буржуазные ученые, они исходили из принципов буржуазной политэкономии и, безусловно, не могли вскрыть всех противоречивых сил, раздиравших капиталистическую экономику.