Екатерина Рыбас - Российские вожди в борьбе, любви и смерти

По воспоминаниям П. Талаквадзе:

«Наши воспитатели смотрели на нас, как на зверей. Удивляешься иногда, как мы смогли пройти сквозь строй этих издевательств и страданий. Еще и сейчас, проходя мимо здания семинарии, чувствую какой-то трепет, и дрожь невольно пробегает по спине.

Вспоминается 1898 год. Как-то раз, после обеда, мы, ученики, сидели в Пушкинском сквере, около семинарии. Вдруг кто-то закричал: Инспектор Абашидзе производит обыск у Джугашвили! Я бросился в семинарию, подбежал к гардеробу, находившемуся в нижнем этаже, где хранились наши вещи в закрываемых нами на замок ящиках.

Войдя в гардероб, я увидел, что инспектор Абашидзе уже закончил обыск. Он взломал ящик товарища Сосо, достал оттуда нелегальные книги и, забрав их под мышку, поднимался на второй этаж здания. Рядом с ним шел Сосо...

Вдруг в это время к инспектору неожиданно подбежал ученик шестого класса Василий Келбакиани и толкнул монаха, чтобы выбить из его рук книги. Это оказалось безуспешным. Тогда Келбакиани набросился на инспектора спереди, и книги тут же посыпались на пол. Товарищ Сосо и Келбакиани быстро подхватили книги и бросились бежать...

Опешивший инспектор Абашидзе так и остался ни с чем.

Что касается обрусевшего дегенерата, коварного иеромонаха Димитрия Абашидзе, то этот кахетинский князь, будучи еще совсем молодым, принял монашество и надел рясу. Ректор семинарии и другие лица видели в монахе Абашидзе будущего экзарха Грузии и открыто об этом говорили. Инспектор Абашидзе старался делом доказать, что он вполне достоин занять высокий пост экзарха, являвшегося одной из важнейших опор русского самодержавия в Грузии.

Димитрий Абашидзе имел в семинарии своих шпиков, которые тщательно следили, кто из учащихся и чем именно занимается, о чем говорит, что читает. Благодаря своей осведомленности Абашидзе внезапно появлялся там, где его совсем не ожидали».

С юношеских лет у Иосифа Джугашвили было прозвище Коба. Позднее оно стало одним из его партийных и литературных псевдонимов. Это имя Иосиф Джугашвили позаимствовал из повести «Отцеубийца» грузинского писателя Александра Казбеги (1848-1893), где один из главных героев носит имя Коба.

Основные события повествования происходят в начале XIX века в горах Кавказа, в верховьях реки Терек, в области, которую грузины называют Хеви (от грузинского хеви — ущелье). Центром этой области было селение Степан-Цминда (ныне г. Казбеги, центр Казбегского района Грузии).

В предисловии к собранию избранных произведений Александра Казбеги Бесо Жгенти писал:

«Рыцарское чувство дружбы занимает одно из первых мест в моральном кодексе героев Казбеги. Связанные клятвобратимством, друзья самоотверженно делят горе и радости — они всегда готовы отдать жизнь друг за друга. И это не составляет преимущества избранных личностей, а оказывается органическим свойством всего народа. Самым ярким олицетворением чувства дружбы является образ героя — отцеубийцы Коба. Кто хоть однажды прочитал эту эпопею единоборства святого чувства любви с низменными инстинктами темных сил, тот навсегда сохранит в своем сердце светлый образ Кобы — благородного рыцаря дружбы, правды и добра».

Учитель Григорий Иванович Глурджидзе был однокашником Сталина:

«Хорошо помню, что Иосиф (Сосо) Джугашвили, с которым я вместе учился в Горийском духовном училище и Тифлисской духовной семинарии, был самым способным учеником, которого преподаватели всегда ставили в пример другим учащимся. Получая хорошие и отличные отметки, числясь первым учеником, он, однако, никогда не зазнавался, а, наоборот, лично помогал слабым ученикам, занимался с ними по разным предметам, радовался, когда они тоже получали хорошие баллы.

Иосиф был в училище одним из самых опрятных учащихся. Любившая его до безумия мать, несмотря на свой ограниченный заработок, не скупилась на одежду Сосо. Мальчик носил хорошие сапоги, пальто из серого кастора. Помню даже его зимний башлык домашнего изготовления. Иосиф выглядел всегда чистеньким, аккуратным. Это не мешало ему быть подвижным и веселым.

Первые годы учебы в училище он был очень верующим, аккуратно посещал все богослужения, был заправилой в церковном хоре. Хорошо помню, что он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении. Но вот в третьем или четвертом классе, точно не помню, он неожиданно поразил меня чисто атеистическим заявлением. Лежали мы как-то на лужайке за городом, говорили о богатых и бедных: почему-де Бог так несправедлив, что заставляет людей бедствовать.

— А знаешь, Гриша, — тихо говорит вдруг Сосо после некоторой паузы, — Он не несправедлив, его просто нет. Нас, Гриша, обманывают.

Я был поражен.

— Что ты, Сосо, как можно говорить такие вещи.

— А вот я тебе дам одну книгу, и ты из нее кое-что увидишь.

Через несколько дней он таинственно вручил мне... Дарвина.

Я помню этот разговор почти дословно потому, что подобное заявление слышал впервые в жизни и оно не могло не произвести огромного впечатления на ум ребенка, воспитываемого в строго религиозной обстановке».

Об одном очень важном эпизоде в жизни вождя рассказал Григорий Алексеевич Размадзе:

«Было, это, кажется, в 1892 году. Стражники поймали трех осетин, разбойничавших в Горийском уезде. На берегу Лиахвы назначена была публичная казнь. На зрелище собралось все население городка. Как сейчас помню — три отдельные виселицы, под ними деревянные площадки, два ряда войск, окружавших место казни.

Сосо Джугашвили, я и еще четверо наших товарищей по училищу залезли на деревья и оттуда наблюдали это страшное зрелище.

Привели трех закованных человек. Кто-то торжественно огласил приговор. Одного осетина отделили от остальных, — мы поняли, что казнь заменена ему другим наказанием, — а с двух других стали сбивать кандалы. Осужденным закрутили за спины руки, надели на них мешки. Облаченный в красное палач отвел их на площадки, окрутил вокруг шей петли, оттолкнул табуретки. Люди повисли в воздухе. Через несколько секунд, когда палач стал подтягивать веревку, один из повешенных сорвался, его стали вешать снова.

Эта жуткая картина произвела на нас, детей, самое тяжелое впечатление. Возвращаясь с места казни, мы стали обсуждать, что будет с повешенными на том свете. Будут ли их жарить на медленном огне. Сосо Джугашвили разрешил наши сомнения: «Они, — сказал он, задумавшись, — уже понесли наказание, и будет несправедливо со стороны Бога наказывать их опять».

Это рассуждение о справедливости было очень характерно для Сосо. В играх, в борьбе всегда требовал он поступать и судить справедливо, был беспристрастным и неподкупным арбитром во всех ученических спорах. Именно несправедливость, царившая на земле, заставила Иосифа Джугашвили усомниться в существовании Бога, пока он не стал в результате разностороннего чтения убежденным атеистом».