Анри Сен-Симон - Мемуары. Избранные главы. Книга 2

Апартаменты графини де Суассон, которая как обер-гофмейстерина двора королевы жила в Париже, во дворце Тюильри, [44] Дворец в Париже, старинная резиденция французских королей. Строился начиная с 1564 г. по проекту архитектора Филибера Делорма (1515–1570). где пребывал двор, и блистала там благодаря остаткам великолепия после покойного кардинала Мазарини, ее дяди, а еще более благодаря собственному уму и хитрости, стали центром самого изысканного общества. Именно там собирались самые замечательные мужчины и женщины, превратившие ее апартаменты в средоточие придворной галантности, интриг и честолюбивых происков, в которых имели большое значение родственные связи, кои в те поры столь же учитывались, ценились и почитались, сколь ныне пребывают в забвении. В этот могучий, блистательный вихрь и ринулся поначалу король, там он приобрел те галантные, учтивые манеры, которые сумел сохранить на всю жизнь, всегда великолепно сочетая их с благопристойностью и величием. Он, можно сказать, был рожден, чтобы стать олицетворением величия, и среди остальных людей все в нем — рост, осанка, изящество, красота лица, сменившаяся с годами важностью выражения, вплоть до звучания голоса, тонкости, прирожденной приятности и величавости облика-до последнего дня выделяло его среди них, как выделяется матка среди пчел, и, даже не будь он королем, он все равно проявил бы тот же дар к празднествам, наслаждениям, покорению женских сердец и самым безрассудным любовным приключениям. Он был счастлив, если бы все его любовницы были подобны м-ль де Лавальер, которая, полюбив его прежде, чем он стал ее домогаться, стыдилась своего положения любовницы, а еще более стыдилась того, что плоды их любви узаконены и возвышены вопреки ее желанию; скромная, бескорыстная, кроткая, бесконечно добрая, она непрестанно боролась с собой, жестоко терзаемая любовью и ревностью, которые были для нее одновременно пыткой и источником жизни, но в конце концов победила, сумела в страданиях сделать выбор, порвала эту связь, чтобы предаться суровейшему покаянию в монастыре. Надо признать, король гораздо более достоин сожаления, чем порицания, за то, что был так привержен радостям любви, но заслуживает похвалы за то, что временами умел порывать с ними ради славы.

Интриги и приключения, в которые он, несмотря на свой королевский сан, был вовлечен вихрем, кружившим вокруг графини де Суассон, произвели на него впечатление, ставшее пагубным, так как оно оказалось сильней его. Он стал испытывать подозрение, а вскоре и ненависть к любым проявлениям ума, благородства чувств, независимости, самоуважения, высокой души, образованности. С годами он все больше укреплялся в этой своей неприязни. Он распространял ее даже на своих генералов и министров, и тут, как будет видно из дальнейшего, смиряла ее только потребность в них. Он хотел править сам, и здесь его подозрительность неизменно граничила со слабостью. Он действительно правил, но в малом, в большом же не мог этого достичь, но, даже когда он правил в малом, его зачастую направляли другие. Взяв впервые бразды правления, он выказал и крайнюю суровость, и крайнюю доверчивость.

Несчастный Фуке пал жертвой первой, Кольбер стал министром, воспользовавшись второй: он целиком захватил управление финансами, сумев заставить короля поверить, будто все проходит через него, поскольку давал ему на подпись множество бумаг, прежде подписывавшихся суперинтендантом финансов, чью должность Кольбер упразднил, поскольку сам не мог претендовать на нее.

Право на почетное первенство, уступленное Испанией, и полное удовлетворение, [45] Король Испании Карл II дезавуировал барона Ватвиля, оскорбившего 10 октября 1661 г. Годфруа д'Эстрада (1607–1686), чрезвычайного посла в Англии, а также продал Франции за 50 миллионов Дюнкерк (24 марта 1662), что необычайно подняло престиж д'Эстрада в глазах его соотечественников, поскольку с 1658 г. Дюнкерк принадлежал Франции и был передан Англии на основании договора, заключенного между Кромвелем и Мазарини. которое та дала Франции за оскорбление, нанесенное в споре по этому поводу испанским послом в Лондоне бароном де Ватвилем послу Франции графу, а впоследствии маршалу д'Эстраду, и блистательное удовлетворение, [46] Шарль III герцог де Креки (1623–1687) вынудил папу принести извинения за оскорбление, нанесенное герцогине де Креки солдатами корсиканской гвардии. полученное за оскорбление, которое нанесли французскому послу герцогу де Креки губернатор Рима, родственники папы и корсиканцы из его гвардии, стали первыми результатами самостоятельного правления короля.

Вскоре смерть короля Испании [47] Филипп IV умер 17 сентября 1665 г. дала юному государю, жаждущему славы, повод к войне, от которой его не смогло удержать отречение от прав на испанский престол, [48] В соответствии с договором, подписанным 7 ноября 1659 г., Мария-Терезия и Людовик XIV отказывались от прав на испанский престол. В договоре отмечалось, что отказ от испанской короны вступает в силу после получения Людовиком XIV приданого в пятьсот тысяч экю. Поскольку приданое так никогда и не было выплачено, а кортесы не утвердили пункт об отречении, Людовик XIV получил формальный повод начать Деволюционную войну за Испанские Нидерланды (1667–1668). столь тщательно сформулированное в совсем еще недавнем брачном контракте королевы. Он двинулся во Фландрию и одержал мгновенные победы, было объявлено о переходе через Рейн, [49] 12 июня 1672 г. тройственный союз Англии, Швеции и Голландии лишь раззадорил короля. Среди зимы он захватил всю Франш-Конте, что позволило ему ценой ее возвращения сохранить по Аахенскому миру [50] По Аахенскому мирному договору, заключенному 2 мая 1668 г., Франция сохраняла за собой 11 городов, возвратив Испании Франш-Конте. завоевания Франции во Фландрии.

Государство процветало и богатело. Кольбер поднял финансы, морской флот, торговлю, мануфактуры и даже литературу на высочайший уровень, и в сей век, сравнимый с веком Августа, [51] Сравнение царствования Людовика XIV с правлением римского императора Августа (27–14 гг. до н. э.), отмеченным расцветом наук и искусств, стало общим местом во французской официозной поэзии. Впервые оно прозвучало в поэме Шарля Перро «Век Людовика Великого», прочитанной автором на заседании Академии 27 января 1687 г. Метафора Перро вызвала возмущение Буало, Расина и др., усмотревших в этом панегирике утверждение преимуществ «новых» поэтов над «древними». во всех областях в изобилии явились великие люди, в том числе и такие, которые хороши только для увеселений. Летелье и сын его Лувуа, стоявшие во главе военного ведомства, опасаясь успехов и влияния Кольбера, легко внушили королю мысль о новой войне, протекавшей столь успешно, что Европа исполнилась ужасом, от которого она не смогла избавиться, и, хоть думали, что он давно прошел, тягостные и бедственные последствия его Франция ощущала еще очень долго.