Анри Сен-Симон - Мемуары. Избранные главы. Книга 2

Г-жа де Тианж имела влияние на обеих своих сестер и даже на короля, который беседовал с нею охотнее, чем с ними. Она не утратила этого влияния на него до конца жизни, и даже после удаления г-жи де Монтеспан от двора король сохранил к ней благорасположение и весьма выделял ее.

Что же касается г-жи де Монтеспан, она была зла, капризна, часто впадала в дурное настроение и со всеми, не исключая короля, держала себя непомерно надменно. Придворные избегали проходить мимо ее окон, особенно когда у нее бывал король; они говорили, что это все равно, что пройти под обстрелом, и это выражение стало при дворе поговоркой. Она и вправду никого не щадила, часто с единственной целью развлечь короля, а поскольку была бесконечно остроумна и умела тонко высмеивать, не было ничего опасней ее насмешек, которыми она одаривала всех и каждого. При всем том она любила своих родственников и родителей и никогда не упускала возможности услужить людям, к которым испытывала дружеские чувства. Королева с трудом выносила высокомерное отношение к ней г-жи де Монтеспан, так отличавшееся от церемонности и почтительности герцогини де Лавальер, которую она любила, тогда как при разговорах о Монтеспан у нее часто вырывалось: «Эта шлюха меня убьет». В своем месте [123] См.: Т. 2, р. 968. уже было рассказано об удалении г-жи де Монтеспан, о ее жестоком раскаянии и благочестивой кончине.

Во время ее царствования у нее всегда были поводы для ревности. М-ль де Фонтанж понравилась королю в достаточной мере, чтобы стать официальной любовницей. Как ни странен такой дублет, в нем не было ничего нового: та же история происходила с г-жой де Лавальер и г-жой де Монтеспан, только теперь последняя испытала то же, что заставила испытать первую. Но м-ль де Фонтанж не была столь счастлива ни в пороке, ни в удаче, ни в раскаянии. Некоторое время она держалась благодаря красоте, но ум ее не соответствовал внешности. А ум был необходим, чтобы развлекать и удерживать короля. Но король не успел окончательно разочароваться в ней: внезапная смерть, так всех поразившая, положила конец его новой любви. Все остальные его связи были недолговечны.

Только одна длилась долго [124] Связь с принцессой де Субиз, Анной де Роган Шабо. и перешла в привязанность, сохранившуюся до смерти прелестницы, которая до самой могилы умела извлекать из нее чрезвычайные выгоды и оставила двум своим сыновьям постыдное, но неслыханное наследство, каковое они сумели оценить. Муж ее, а для таких, как он, в Испании существует название «добровольный рогоносец» и поведение их почитается непростительным, вел себя подло, с удовольствием мирился с этой связью, пожиная ее обильные плоды; в Париже он жил уединенно, служил в армии, почти не бывал при дворе и потихоньку сколачивал состояние, разделяя в полном согласии со своей лучшей половиной те выгоды, что она извлекала. Часа любовного свидания она дожидалась у супруги маршала де Рошфора, которая отвозила ее на него и впоследствии неоднократно рассказывала мне про все это, равно как о случавшихся препятствиях, каковые не бывали непреодолимы и никогда их причиной не был муж; он сидел у себя дома, все знал и все устраивал, однако весьма старательно изображал полное неведение, в результате чего впоследствии сменил свой тесный дом на Королевской площади на дворец Гизов, который те не смогли бы узнать таким тот стал просторным и роскошным, после того как достался ему и двум его сыновьям. Такая политика позволяла прикрывать эту любовь флером тайны, хотя тайной она была только по названию, а флер был весьма прозрачен. Тайна обеспечивала ее продолжительность, умение вести себя подкупило наиболее заинтересованных лиц, [125] Мадам де Монтеспан и мадам де Ментенон. и на этом было стремительно создано огромнейшее состояние. То же умение вести себя способствовало все большему усилению этой любви, а затем, когда еще было время, превращению ее в дружбу и самое глубокое уважение. До самой смерти этой рыжей прелестницы король давал возможность ее детям, а также родственникам богатеть и возноситься до самых вершин благоденствия и карьеры, так что ныне они уже в третьем поколении в полном составе, включая даже самых неспособных и самых сомнительных по происхождению, наслаждаются роскошью и великолепием. Вот что значит уметь извлекать пользу изо всего: жена — из своей красоты, муж — из своего поведения и бесчестья, дети — из всех созданных для них родителями возможностей и только потому, что они были сыновьями этой прелестницы. Еще одна [126] Герцогиня де Роклор, урожденная Мария-Луиза де Монморанси-Лаваль. тоже многое получала в течение всей жизни из того же источника, но поскольку не обладала ни красотой, ни ловкостью, ни положением вышеназванной прелестницы и не имела такого сообщника, как ее паяц-супруг, то и не добилась ни продолжительности и постоянства чувств, ни великолепия, которого достигла первая, сумевшая сохранить и передать его своим детям, внукам и почти всем родственникам. Ведь ей стоило только пожелать, и, хотя связь давно уже прекратилась, а внешние предосторожности строжайше соблюдались, все при дворе знали о ее могуществе и выказывали ей почтение; никто — ни министры, ни принцы крови — не смел противиться ее желаниям. Ее записки шли прямиком к королю, а ответы короля мигом доставлялись ей, да так, что никто этого не замечал. Если же, несмотря на столь исключительную легкость переписки, ей нужно было переговорить с королем, чего она по возможности избегала, он тотчас же принимал ее, стоило ей только захотеть. Это происходило всегда в часы общих приемов, но в переднем королевском кабинете, где происходили и по сю пору еще происходят заседания государственного совета; оба сидели в глубине комнаты, но двери с обеих сторон оставались распахнуты, причем это делалось столь демонстративно, только когда она беседовала наедине с королем, а приемная, смежная с кабинетом, была полна придворными. Если же ей нужно было сказать всего несколько слов, она говорила прилюдно, стоя в дверях, не заходя в кабинет, и придворные по манере короля разговаривать с нею, слушать и прощаться без труда замечали, что он был неравнодушен к ней до конца ее жизни, пресекшейся за много лет до его смерти. Она оставалась красива до самого последнего дня. Раз в три года она ненадолго ездила в Марли, но ни разу не бывала там наедине с королем и даже в обществе его приближенных дам; она тщательнейшим образом следила за тем, чтобы не отличаться от остальных придворных. При дворе она бывала постоянно и очень часто на ужинах у короля, который ничем не выделял ее среди других. Таков был ее уговор с г-жой де Ментенон, которая взамен содействовала ей во всем, чего она просила. Муж, переживший ее на несколько лет, почти не бывал при дворе, а, наезжая в Париж, сидел сиднем у себя дома, всецело поглощенный делами, которые он великолепно умел вести, и радовался собственному благоразумию, принесшему ему такое богатство, положение и великолепие при содействии супруги под прикрытием занавеса из газа, который, будучи занавесом, тем не менее остается прозрачным.