Барбара Такман - Августовские пушки

Дальше этого этапа царские генералы не пошли, и, как заметил советский ученый профессор В. А. Меликов, «руководство игрой правильно сделало, что остановило эти «успехи» Северо-западного фронта именно на этом третьем ходе и не стало разыгрывать «Канны». Но и без этого достаточно показательна смелая работа за противника, то есть та знаменитая «кофейная гуща», сердцевина оперативно-наступательной «во что бы то ни стало» доктрины царского командования» [18] . Во время игры предотвратить катастрофу Северо-западного фронта удалось просто — была «придумана» английская высадка во Франции и переброска этих германских сил на запад. В жизни произошло наоборот. И случилось это так.

Германия объявила войну России 1 августа 1914 года. Стороны немедленно начали подготовку к предстоявшим операциям. Над стратегическим развертыванием русской армии довлело желание Ставки немедленно оказать максимальную помощь союзной Франции, что подогревалось паническими обращениями из Парижа.

10 августа Ставка отдает первую директиву Северозападному фронту. В ней говорилось: «По имеющимся вполне достоверным данным, Германия направила свои главные силы против Франции, оставив против нас меньшую часть своих сил... Принимая во внимание, что война в Германии была объявлена сначала нам и что Франция как союзница наша считала своим долгом немедленно же поддержать нас и выступить против Германии, естественно, необходимо и нам в силу тех же союзнических обязательств поддержать французов ввиду готовящегося против них главного удара германцев... Верховный главнокомандующий полагает, что армиям Северо-западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление» [19] .

Составители директивы были уверены, что в предстоявших действиях противник будет раздавлен простым численным превосходством. Это и даст возможность осуществить приятные во всех отношениях «Канны». Недоигранное в Киеве будет завершено в реальной обстановке в Восточной Пруссии. В директиве численность русских армий определялась в батальонах — 208 батальонов, в то время как немцы могли противопоставить-де только 100 батальонов. Ставка рассчитывала на двойное превосходство. В действительности в конечном счете 1-я и 2-я армии ввели в дело 254 батальона и 1140 орудий против 199 немецких батальонов и 934 орудий, из них 188 тяжелых. Такое соотношение сил «с большой натяжкой, из-за отсутствия тяжелой артиллерии, давало русским полуторное превосходство при условии совместных действий 1-й и 2-й армий, а так как это условие было нарушено в течение всего периода операции, то немцы имели возможность, используя прекрасно развитую сеть железных дорог, сосредоточивать всегда превосходящие силы и наносить поражение русским армиям по частям» [20] .

Но это не вся картина. Подсчет боевой силы по «батальонам» был уместен разве во времена Наполеона, когда людская масса в исполинских каре проламывала вражеский фронт. В XX веке на поле боя господствовал огонь, «ударная» тактика сменилась «огневой». В первую мировую войну нужно было считать дивизии, ибо пехотная дивизия давала в бою такое сочетание орудийного, пулеметного и ружейного огня, которое и определяло ее ударную мощь. В войне 1914 — 1918 годов 70 процентов потерь падали на долю орудийного огня, 20 процентов ружейного и 10 процентов на все остальные средства поражения, включая газы. Перегрузка полевой дивизии батальонами (в русской дивизии их было 16 по сравнению с 12 в немецкой) отнюдь не означала, что первая имела в эпоху «огневой» тактики превосходства над второй. Более показательно количество артиллерийских стволов — в состав русской дивизии входило 6 батарей (все легкие), в состав германской — 12, из них 3 тяжелых.

По директиве Ставки в момент, когда русские войска подталкивались к поспешному наступлению в Восточной Пруссии, в 1-й и 2-й армиях значилось 13 пехотных дивизий, им противостояла 8-я немецкая армия, насчитывавшая 14 пехотных дивизий. «Преимущество в боевой силе в действительности было на немецкой стороне, — писал Н. Н. Головин. — ...Современная стратегия измеряет боевую силу армий числом дивизий, вводя при этом в виде поправки коэффициент сравнительной огневой силы дивизий каждой из сторон. В данном случае нужно считать, что огневая сила германской пехотной дивизии в среднем равняется огневой силе более чем полутора русских пехотных дивизий. Таким образом, на стороне немцев было полуторное превосходство в боевой силе» [21] .

К тому нужно добавить немецкие крепости, укрепленные позиции в районе Мазурских озер, развитую железнодорожную сеть восточнопрусского театра, дававшую возможность осуществлять борьбу по внутренним операционным линиям. Командование русской армии думало только о полевых частях немецкой армии, сбросив со счета ландвер. Этот промах совершили штабы всех противников Германии. Между тем части ландвера, в большинстве сформированные как гарнизоны крепостей, были использованы в первых же боях как полевые войска. Наконец, ландштурм — ополчение, которое в Восточной Пруссии, опираясь на регулярные части, создало плотную завесу перед многочисленной русской кавалерией. Это способствовало тому, что русское командование было вынуждено действовать в значительной степени вслепую. Как заметил И. Вацетис, вероятно, именно в этой связи: «8-я германская армия от 12 до 19 августа сидела в стратегическом мешке. Но русское командование не сумело использовать выгоды своего положения» [22] .

Можно только выразить глубочайшее изумление, как в этих тяжелейших условиях, созданных бездарным высшим командованием, доблестно сражался русский солдат. На поле брани зачастую исправлялись грубейшие ошибки Ставки и командования фронтом, были достигнуты победы, повернувшие в конечном итоге течение всей войны.

Пока в обстановке величайшей неразберихи русские войска подтягивались к исходным рубежам, в стане врага также далеко не все шло гладко. 8-я армия изготовилась к борьбе много раньше русских войск: принято считать, что начальный период войны для Германии был 16-17 дней против 40 дней для России [23] . Полученный выигрыш во времени Притвиц не использовал. «В отношении стратегической разведки в период стратегического сосредоточения и развертывания германских вооруженных сил в Восточной Пруссии дело обстояло весьма примитивно. Фактически до первого крупного пограничного столкновения сторон командование германской армии ничего существенного о развертывании русских корпусов не знало... В общем, вяло и бесцветно прошла боевая разведывательная деятельность 8-й германской армии. Ответственнейший период от момента выгрузки войск до сближения их на границе с противником оказался холостым для командования 8-й германской армии... Таким образом, не зная, как в действительности развертывается противник, Притвиц вынужден был ждать, когда произойдет первое крупное столкновение в пограничной полосе» [24] .